Солнце уже высоко. Погода безветренная. Я вижу впереди прибрежные скалы, а за ними – синее и гладкое, как зеркало, море. Вдали застыла парусная лодка с опавшим парусом, на камень в воде примостились чайки.
Larus canus.
Сизая чайка. В прошлом их было запрещено убивать. Люди верили, что в них вселяются души утонувших рыбаков.
Тут есть и другие птицы. Я вижу пять гаг с выводком утят – не меньше десятка. И еще большой крохаль, морские чайки и лебедь-шипун. Во всяком случае, мне кажется, что это он, потому что слышен был свист крыльев, когда он пролетал мимо, а лебеди-кликуны летают бесшумно.
Различать птиц меня научил дедушка. Как и многим другим вещам о природе. Я буквально заболел птицами. Нарыл все, что можно было нарыть о них, и мечтал завести собственную птицу, но мама была против, говоря, что они грязные и воняют.
Но теперь, когда у меня наконец есть птица, мне хочется выпустить ее на свободу.
Птицам не место в клетке.
Я дрожу.
Мне холодно, голодно и хочется пить. Организм требует чего-то более существенного, чем шоколадка «Дайм», которую я съел вчера перед сном.
После того как Александра отказалась меня впускать, я поехал к Лиаму. Но дома была его мамаша. И мне она была явно не рада. Даже у ее мелких визглявых собачек был злобный вид. Она заявила, что Лиама нет дома и что нечего к ним соваться посреди ночи.
Мне пришлось переночевать в подвале у Лиама. Разрешения у его мамаши я не спрашивал. С какой стати? Ключ у меня был, и я никому там не мешал.
Проснувшись, я отправил Лиаму эсэмэс, в котором объяснил ситуацию и спросил, нельзя ли у него перекантоваться пару дней.
Он ответил, что это плохая идея. Полиция уже была там, расспрашивала обо мне, что привело его мамашу в дикую ярость. Она грозилась отключить Интернет и выгнать Лиама из дома.
Я пытался возразить, что если она его выставит, то не важно, работает Интернет или нет, но Лиам ответил только, что я сам виноват, раз нарушил данное ему обещание не работать на психопата Игоря.
Ситуация была странная: я лежал на полу в чулане и переписывался с Лиамом, который находился в том же доме парой этажей выше и понятия не имел, что я в подвале. Да еще и полиция заглядывала к ним, пока я спал.
И еще один вывод я сделал из полученной от Лиама информации.
Копы явно знают, что это я был тогда на заброшенном заводе. Иначе с чего бы им обо мне расспрашивать? А это означает, что они в курсе того, что я работаю на Игоря.
Это меня не на шутку напугало. Они наверняка завели на меня досье – с фото и информацией.
Как в сериале «C.S.I.: Место преступления».
И я решил свалить из города. Сел на байк Игоря, стоявший в гараже в подвале дома Лиама, и в панике погнал куда глаза глядят. Остановился я только, когда дорога кончилась и началось море.
Теперь я пытаюсь проанализировать положение дел. Посмотреть на ситуацию так, словно это математическая проблема, а не моя жизнь, летящая ко всем чертям.
Полиция у меня на хвосте.
Игорь наверняка хочет меня убить.
Мамаша выгнала меня из дома.
Александра истерит и считает меня козлом только потому, что я немного позаигрывал с Жанетт. А Лиам наложил в штаны из-за того, что копы навестили его и задали пару вопросов.
И в довершение всего у меня нет денег.
Я поднимаю с земли бычок, отряхиваю от мокрых травинок, подношу к губам, достаю зажигалку, чиркаю железным колесиком, делаю две затяжки и тушу сигарету о траву.
Я придурок.
Знаю, что мне нужно затаиться. Но пойти мне некуда. Не могу же я спать на улице и питаться солнцем и морским воздухом, как хренов одуванчик.
Начинаю теребить браслет из бусинок на запястье. Переворачиваю бусинки, чтобы видно было буквы.
МАМА.
Я словно вижу ее перед собой. Волосы с проседью, тревога в карих глазах. Вечный золотой крест на шее. Бесконечное нытье о том, что я должен взять себя в руки и что все будет хорошо, как только я впущу Иисуса в свое сердце.
Интересно, где Иисус был в понедельник?
Так, просто любопытно.
Мне стоило бы позвонить мамаше, но я не отваживаюсь. Наверняка с ней копы тоже говорили. Только придурки так поступают: бегут плакаться к мамаше после того, как грабеж, драка или сделка пошли не так, как планировалось.
Поднимаюсь. Отряхиваю землю и траву с брюк, подхожу к кустам, расстегиваю ширинку и отливаю.
Даже член мерзнет. Он словно съежился и ныкается, как маленький напуганный зверек.
Может, вломиться в чей-нибудь летний домик?
Но в это время года это рискованно.
Застегиваю ширинку и смотрю на мотоцикл Игоря, спрятанный в кустах. Хромированная сталь и черный лак поблескивают на солнце между ветвями. Язык пламени словно горит на баке.
Застегиваю брюки одной рукой, другой открываю локацию в «Снэпчате».
Лиам дома. Александра у Жанетт. Ноет под ложечкой при мысли, как они поливают меня грязью. Как Александра рыдает, а Жанетт ее утешает.
Не плачь, милая. У нас с ним ничего не было. Просто чтобы ты знала. Он лузер.
Смотрю «Инстаграм» Жанетт.
Она выложила фото в бикини перед зеркалом в коридоре. На фото она выпячивает грудь, вытягивает губки бантиком и одной рукой проводит по длинным волосам.
В другой раз от такого снимка у меня бы встал, но не сегодня.
Триста девяносто идиотов поставили лайки.
У Жанетт две тысячи подписчиков в «Инстаграме». Она выкладывает не менее пяти фоток в день. Обычно в кофточке с вырезом или со своим щенком на коленях. Или с щенком, зажатым между грудями, как котлета в бургере между булками.
Вот что делает ее такой популярной.
Читаю сообщения. Один из приятелей Лиама выложил ссылку на «Твитч», где какой-то чувак обещал транслировать свое самоубийство в прямом эфире. Но ссылка не открывается. Собираюсь снова попробовать, как слышу шум приближающейся машины.
Делаю шаг в кусты, чтобы меня не заметили, и жду, что машина проедет мимо. Но вместо этого она останавливается в двадцати метрах от меня. Хлопок дверцы, потом еще один.
Слышу голоса, и эти голоса кажутся мне знакомыми.
– Где? – спрашивает один.
– Я откуда знаю? Но должно быть где-то здесь.
Сквозь листву вижу двух мужчин. Один невысокий, пухлый, в джинсах, висящих на бедрах. Он кажется мне смутно знакомым, как дальний родственник, которого встречаешь раз в году на Рождество.
Другой высокий, со сгорбленными плечами. Тонкие русые волосы свисают на лицо. Футболка болтается на впалой груди.
