Я и удивлена, и обеспокоена, не знай я его хорошо, я решила бы, что он ко мне пристает.
Но это невозможно.
Карл-Юхан женат на Марии столько, сколько я себя помню. Они идеальная пара во всех смыслах, пользующаяся уважением всех членов нашей общины.
Нет, у меня богатое воображение, говорю я себе.
– Ты правда так считаешь? – шепчу я.
Карл-Юхан с улыбкой кивает. Протягивает руку и гладит меня по щеке.
Я вздрагиваю, хочу что-то сказать, но язык словно прилип к гортани. Совсем нетипично для такой болтушки, как я.
– У нас будет много времени поговорить во время похода, – говорит он, кладет в рот таблетку для горла – они у него всегда с собой – и наклоняется вперед.
– Ага, – выдавливаю я и уклоняюсь от физического контакта, борясь с неприятным чувством в груди.
– Давай помолимся за Самуэля, – говорит он, поднимаясь. Разглаживает старческие чиносы и жестом просит меня следовать за ним.
Я встаю и иду за ним к большому деревянному кресту на стене. Смотрю на худое тело Иисуса, вырезанное из темного дерева.
Карл-Юхан делает шаг назад, встает сзади меня и кладет руки мне на плечи.
– Ты мне веришь, когда я говорю, что все будет хорошо? – спрашивает он и легко массирует мне плечи.
– Да, – шепчу я.
Его руки скользят вниз вдоль моих, он подходит еще ближе, обнимает меня сзади и накрывает своими ручищами мои сложенные руки, сцепляет пальцы.
От этой внезапной близости мне не по себе, я хочу вырваться, выбежать наружу, оставив пастора тут вместе с Распятием.
Но это невозможно, он наш пастор, из всех нас он ближе всего к Богу.
Нужно его уважать.
– Господи, – начинает он, – спасибо Тебе за то, что даровал нам Самуэля. Сегодня молодым людям приходится нелегко. Их окружает столько искушений и ложных богов.
Он делает паузу и плотнее прижимается ко мне. Руки вдавились мне в грудь.
Меня тошнит, мне трудно дышать.
– Убереги Самуэля от зла, – продолжает он. – Зажги свет в его сердце и укажи ему верный путь. Помоги ему обрести душевный покой, помоги ему найти Христа.
Его живот упирается мне в спину. Я ощущаю его запах – запах пота и таблеток для горла.
– Во имя Иисуса…
Он пододвигает одну ногу, прижимается пахом к моим ягодицам, и я явственно ощущаю это – его эрекцию.
Вырываюсь из объятий, на подкашивающихся ногах делаю шаг к стене, опираюсь о крест, чтобы не упасть.
– Прекрати! – кричу я. – Прекрати, а то я…
Дальше мне не хватает слов. В тот момент, когда мне действительно нужны слова, они меня не слушаются. Вместо того чтобы прийти мне на помощь, они прячутся где-то в уголках сознания, парализованные чувством уважения к пастору, Церкви, Богу и святости.
Пастор же изображает полное недоумение, что делает его похожим на хулиганистого мальчишку. Но взгляд у него сальный, когда он смотрит, как я пробираюсь ближе к двери.
– Прекратить что? – изображает он невинность.
– Ты… Ты… – заикаюсь я, – ты меня трогал!
Но слова не оказывают никакого эффекта.
Вместо того, чтобы попросить прощения, он только качает головой. Улыбка сошла с лица, и он холодно смотрит на меня.
– Но, Пернилла, – обвиняющим тоном произносит он. – Я бы никогда…
– Но я же чувствовала. Чувствовала. Тебя. Его. Когда ты…
– Прости? – поднимает он брови. – Что ты чувствовала?
Мое лицо вспыхивает, я не могу произнести эти слова, не здесь, не в доме Божьем.
– Пернилла, я знаю, что ты расстроена, – продолжает пастор доверительным тоном. – В таком состоянии легко неверно истолковать ситуацию. Особенно когда ты столько лет одна. Я бы тоже на твоем месте мечтал о близости. В этом нет ничего странного. Наоборот. Это человечно, этого не нужно стыдиться.
Я вся горю от стыда.
– Я заявлю на тебя, – говорю я.
– За что? – взмахивает он руками. – Пернилла, все, чего я хотел, это только помочь тебе и Самуэлю. Сделать для вас все, что в моих силах.
Он прав.
Что я скажу? Что мне кажется, что я почувствовала спиной его эрекцию? Меня просто поднимут на смех, примут за одуревшую без мужика тетку, которая бредит пастором. Озабоченную и неблагодарную, потому что все знают, как много он для нас сделал.
– Прошу тебя, – продолжает он, – не позволяй этому недоразумению встать между нами. Наша работа с детьми очень важна. Она ведь тебе нравится?
Я делаю пару шагов назад. Только теперь осознаю всю степень его предательства. Потому что сейчас он говорит, что если я хочу и дальше отвечать за работу с детьми и подростками, мне лучше держать язык за зубами.
Поворачиваюсь и иду прочь из дома для собраний. Стараюсь изо всех сил идти спокойно, чтобы сохранить контроль над своим телом, но против воли ускоряюсь и перехожу на бег.
В груди растет чувство потери.
Будто бы он отнял у меня все самое важное – веру в него, веру в общину, может, даже веру в Бога. Не говоря уже о чувстве собственного достоинства. Впрочем, это последнее в этом списке.
Выйдя на солнце, я замечаю, что юбка на мне висит косо, и поправляю ее.
Может, это моя вина? Я оделась развратно и дала ему повод.
Лицо ангела и сердце змеи.
Может, я действительно вся в мать.
Манфред
Мы на Орнэ, острове Стокгольмского архипелага. Тут холодно и мокро, прибрежные скалы уже спрятались в сумраке, но синее июньское небо еще не успело потемнеть. Пахнет морем и водорослями. Этот запах смешивается с удушливым приторным запахом смерти.
В пятидесяти метрах от нас на камнях расставлены сумки и прожекторы. Мужчины в белых комбинезонах нагнулись над мешком.
Полицейский в униформе представляется Мириам и сообщает, что находка, сделанная немецким туристом пару часов назад, оказалась трупом.
– Он лежал в воде у скал, но мы вытащили его на берег, – поясняет она.
В паре метрах от нас ее коллега говорит по телефону.
– Судмедэксперт был тут, – продолжает Мириам, – Но труп плотно завернут, сложно что-то сказать. И она бы хотела, чтобы этот… сверток… доставили целиком в морг. Но, по крайней мере, нам удалось выяснить, что это мужчина и что скончался он давно. Больше мы ничего не знаем.
Я смотрю на море, гладкое, как черный шелк.
– Что там? – спрашиваю я.
Мириам кивает в сторону горизонта:
– Пара островов, шхеры и дальше открытое море. На востоке – Эстония, на северо-востоке – Финляндия. А на западе… – Она делает паузу, кивает в сторону материка и продолжает: – По-соседству с Орнэ есть Аспэ и еще пара островов. Ближайший – Даларэ, на северо-западе. Вы же оттуда приплыли?
