Да и вообще с Комбатом лучше лишних бесед не вести, дурных вопросов не задавать, а делать то, что он говорит. И тогда все будет в полном боевом, как говорит сам Комбат, тогда и головы будут целыми, и враги мертвыми.
Когда серебристый «ниссан» Андрея Подберезского выбрался на кольцевую, солнце уже стояло высоко.
– Послушай, командир, может, теперь ты порулишь, а я посплю?
– Что, не выспался?
– Я в последнее время вообще спать не могу. Понимаешь, нервы совсем извел.
– Давай.
Мужчины поменялись местами, и Андрей Подберезский мгновенно вырубился.
«Ну вот, хоть поспит пару часов», – подумал Комбат о своем друге.
В Смоленске Подберезский проснулся.
– Где мы? Смоленск, что ли? – протирая глаза огромными кулаками, спросил Андрей.
– А ты что, не видишь? Конечно же не Париж. До Парижа тебе проспать слабо!
– Черт его поймет! Сны я какие-то, Иваныч, дурацкие снил. Все убегаю, убегаю по каким-то катакомбам, а за мной гонятся, из огнемета палят. И вот-вот погибну, уже слышу, как огонь спину обжигает…
– Сплюнь три раза через окно, желательно через правое плечо.
– Через левое плевать положено, – растерялся Андрюха.
– А ты подумай…
– Ну, естественно, не через левое, а то на тебя попадет, – захохотал Подберезский, приходя в себя. – Где там твой хваленый чай, который крепче коньяка?
– Возьми в рюкзаке термос и я хлебну кипяточка.
Чай был огненно-горячий. Подберезский довольно долго возился с пластиковым стаканом. Выпив чая, он окончательно проснулся и смотрел на мир уже иными глазами.
– Смоленск проехали.
– Ну что, мы прямо к полигону?
– Пока поедем, а там сориентируемся на месте, – сказал Комбат, уверенно ведя «ниссан».
Минут через тридцать, пропетляв по просекам, серебристый «ниссан» съехал на просеку и Рублев сказал:
– Ну вот, Андрюха, приехали. Дальше пойдем пешком. Машину оставим здесь.
– Здесь, так здесь.
Мужчины выбрались и с рюкзаками двинулись по перелеску к полигону. Они уже видели колючку, дорогу, проходящую рядом с проволочным заграждением.
– Подожди, давай здесь остановимся, на этом бугорке. Отсюда неплохо видно.
Комбат вытащил карту.
– А эта самопальная хреновина у тебя откуда? – поинтересовался Подберезский.
– Один хороший человек дал. Фамилия его Бахрушин, звание полковник. Помнишь, небось?
– А, Леонид Васильевич, который вечно во всем сомневается? Как же, как же, помню.
– Ну вот и хорошо, его сомнения нам в Таджикистане помогли, – Комбат развернул карту и стал изучать ее, водя пальцами по периметру. – Территория огромная.
– И ты, командир, хочешь всю ее прочесать? И чтобы мы вдвоем.., цепью рассыпались?
– Нет, Андрюха, надо разобраться.
– В чем ты хочешь разобраться, командир?
– Вот смотри, это самая короткая дорога ко всем сооружениям. Вот это склады, – Комбат пальцем показал на карте несколько прямоугольников. – Вот они, и вот они, туда нам и надо попасть.
– А если охрана заприметит да стрельбу откроет?
– Знаешь, Андрюша, ты не первый год замужем, да и я мужик битый. Надо сделать так, чтобы нас ни один часовой не заметил. Проберемся к складам и там на месте обстановку изучим.
– Что же мы все-таки должны найти, Иваныч? – спросил Подберезский, сидя на корточках перед картой.
– Если бы я сам, Андрюха, знал, – уже в который раз повторил Комбат, – то можно было бы и не ехать сюда. Вот смотри, что у меня есть еще, – и Рублев развернул поверх карты копии синек.
– Что это? – вскинул брови Подберезский.
– Это план подземных складов. По утверждению Бахрушина там бомбы и снаряды, лежат запасы еще со времен войны. Все это добро сразу после победы свезли сюда и спрятали под землю. Понимаешь, бросать их стало уже не на кого и стрелять тоже было не в кого. Вот все это эшелонами и свезли сюда. Видишь, ветка железной дороги?
– Не слепой, вижу.
– По этой ветке эшелонами их и свезли сюда. Свезли, спрятали.
– Бля! – сказал Подберезский. – Да там же этих складов целый город!
– Что поделаешь, Андрюша, придется пройти его пешком.
– А если ничего не найдем?
– Не найдем, – вернемся в Москву.
Но что-то там должно быть.
– А это что такое? – острием ножа Подберезский провел по синьке.
– Это якобы затопленные и выведенные из обращения помещения.
– Как это затопленные?
– А хрен его знает, Андрюха, как они там затоплены… Грунтовыми водами, наверное.
– А почему эти склады затоплены, а те, где бомбы, не затоплены?
– Почему, почему… – Комбат нахмурил брови и желваки заходили на его щеках. – Если бы я знал, какого хрена затоплены только эти склады!
– Слушай, командир, по идее затопленными должны быть и те, и эти, и другие. Вот, посмотри на цифры: все склады находятся примерно на одном уровне. Тогда какого черта грунтовые воды натекли в эти помещения и не залили соседние?
– Ну уж этого я не знаю. Может, гидроизоляция хреновая. Может, дело в том, что одни склады пленные немцы строили, а другие – наши зэки. Дай-ка мне бинокль, а то ты с ним ходишь, как снайпер спецназовский.
Подберезский передал бинокль Комбату.
Тот бережно и любовно вытащил бинокль из кожаного твердого футляра и приложил к глазам.
– Ну, Комбат, теперь ты похож…
– На кого я похож? – продолжая смотреть в окуляры бинокля, буркнул Рублев.
– Да на того Комбата, который в афганских горах батальон в атаку водил. Как сейчас помню, сидишь ты в камнях и в этот бинокль зыришь, душманов высматриваешь.
– Тихо, не бурчи, Андрюха, дело серьезное, старыми победами сыт не будешь, да еще в той войне, которую мы проиграли.
– Мы не проиграли.
– Проиграли ее за нас другие…
Комбат изучал обстановку с помощью бинокля минут двадцать. У него даже начали слезиться глаза.
– Все ясно, – засовывая бинокль в футляр, сказал Рублев. – Все у них в порядке.
Скорее всего, служба поставлена как надо.
И офицеры не глупые, и солдаты не замордованные. Бодрые такие, ходят, службу несут.
– Чего же им быть замордованными? Не в Афгане ведь. Войны тут нет, никто не стреляет, не атакует, да и с парашютом прыгать не приходится. Живи себе потихоньку, дыши свежим воздухом. Грибки, ягодки, наверное, солдатики собирают…
