Соколов, сидя в люке, в последний раз бросил взгляд на карту, сверившись с положением на местности. Ориентиры есть, хоть и дым вперемешку с пылью, но их видно, по высоте уже час бьет немецкая артиллерия.
«Выход из боя», «преследовать запрещаю». Алексей мысленно повторил слова капитана Балакирева и нахмурился. Высоту немцы почти беспрерывно атаковали вторые сутки, после того, как штурмовому батальону удалось захватить ее, выбив врага с наскоро подготовленных позиций. Атаки, артиллерия, бомбежки и снова атаки. Последняя артподготовка длится уже час, как сказал ротный. Значит, вот-вот немцы снова пойдут на высоту.
«Нам бы успеть, – думал Соколов. – Если враг ворвется на позиции батальона, то все – одними танками без десанта на броне нам их оттуда уже не выбить. Да и танков-то у нас только по названию рота. Четыре машины у Задорожного, у меня три, да танк Балакирева. Восемь машин против двух или трех десятков немецких танков. Вся надежда только на неожиданность».
Тишина обрушилась так внезапно, что Алексей вскинул голову и вцепился в края люка. Именно «обрушилась», оглушила. После грохота разрывов, когда неожиданно кончается бомбежка или артобстрел, такое бывает. Сначала как будто глохнешь. И только спустя секунды начинаешь слышать другие звуки – слух возвращается постепенно.
Первое, что расслышал Алексей, был рокот чужих моторов. За год войны он научился почти безошибочно узнавать звуки вражеской техники.
Он приподнял шлемофон и повернул голову так, чтобы лучше слышать.
Ротный резко бросил в эфир только одно слово: «Немцы!», но командиры обоих танковых взводов уже все поняли. Одновременно с атакой в лоб на высоту гитлеровцы, прикрываясь дымом и пылью, предприняли обходной маневр с запада, через кустарник на опушке березовой рощи. Обойти высоту можно было только с этой стороны, потому что с востока ее прикрывал глубокий разветвленный овраг, почти балка.
Была ли у командира батальона возможность заминировать, чем-то прикрыть танкоопасное направление? Вдруг – нет, а немцы все-таки нащупали, разведали этот маршрут? Тогда батальон обречен!
Впереди, в рассеивающемся дыму хлестко ударили пушки «тридцатьчетверок». Два выстрела, потом почти один за другим еще три. Взвод Задорожного вступил в бой, значит, так и есть, – немцы пытаются обойти высоту под прикрытием дыма. Теперь Соколову нужно выполнять свою задачу.
– Взвод, я – «семерка»! Слушай приказ! – объявил Алексей, прижимая пальцами ларингофоны к горлу. – К бою! Впереди танки противника. Заряжать бронебойными. Огонь по готовности, цели определять самостоятельно. Обхожу колонну слева. Идем «клином».
Все, больше говорить не о чем. Теперь только бой, только вперед! Ворваться с фланга в атакующие ряды противника и нестись, сметая все на своем пути. Огнем орудия, пулеметом, гусеницами крушить врага. Только вперед, сеять панику своей неожиданной атакой, пока немцы не опомнились. Их обходной маневр раскрыт, немецкий командир это знает, а тут еще удар во фланг. Он еще не понял, какими силами его атакуют русские, он еще не может принять решение на отвод подразделения, на смену направления атаки или на введение в бой новых сил. И его подчиненные на поле боя тоже ничего еще не поняли, кроме того, что их атаковали русские с неожиданной стороны. И это все продлится только несколько минут. И за эти несколько минут нужно успеть сделать многое!
Две пули ударили в открытую крышку люка на уровне груди Соколова. Лейтенант поспешно спустился в башню.
Танк подпрыгивал на неровностях, нырял стволом почти до самой земли. Алексей был переключен на командную частоту и не слышал переговоров по ТПУ[1]. Танком командовал Логунов, как и положено командиру отделения, командиру танка. Соколову предстояло командовать своим взводом и вмешиваться в действия старшины он не собирался.
Поворачивая перископ, Алексей несколько раз сильно бился головой о скобу, когда Бабенко резко останавливал танк. Гулко стреляло орудие, с металлическим лязгом вылетала гильза, башня наполнялась дымом от сгоревшего пороха. Тут же вентилятор над головой вытягивал его, очищая воздух внутри машины.
Алексей уже год воевал со своим экипажем и привык доверять каждому из его членов. Без преувеличения каждый из них уже не раз спасал жизнь своим товарищам в минуту смертельной опасности. И сейчас лейтенант следил за боем, за тем, как сражаются его танки, танки взвода Задорожного.
Логунов подбил уже два немецких танка, еще одна вражеская машина, застигнутая врасплох, разворачиваясь, съехала по осыпи в большую промоину. Танк сержанта Началова добил его болванкой точно в борт.
Два удара один за другим заставили «семерку» вздрогнуть. Логунов выругался, а у Алексея все похолодело внутри. Нет, обошлось! Выдержала броня. Вскользь прошли немецкие снаряды. Только руки, которыми лейтенант держался за скобу перископа, посекло мелким крошевом, отлетевшим при ударах от внутренних стенок башни.
Дым рассеивался. Три советских танка маневрировали на поросшем кустарником, изрезанном промоинами поле перед высотой. Они то резко останавливались, то делали повороты, прикрываясь немецкими танками, то снова устремлялись вперед. Их пушки били и били, поражая цели одну за другой. Немецкие машины замедлили ход, закрутили стволами пушек, пытаясь поймать цель, отыскать откуда ни возьмись появившиеся советские танки.
А в эфире уже кричали и ругались по-немецки, кто-то пытался командовать. Но из полутора десятков танков, которые пошли в обход высоты, не осталось ни одного.
А потом Соколов услышал крик в эфире:
– Командира подбили! «Третий» горит!
– А ведь Серега оттуда ни хрена не видит! – сразу понял Соколов, вспоминая положение взвода лейтенанта Задорожного.
Танк старшины Шевырева вдруг развернулся вокруг своей оси и стал. «Гусеница», – догадался Соколов.
– Началов, прикрой его! – крикнул Алексей и сразу переключился на ТПУ. – Логунов вперед! На склон. Маневрируй! Видишь, там, на склоне стоит «Т-IV». Он всех нас пожжет.
– В борт его надо, он развернуться не сможет! – отозвался Логунов и крикнул механику: – Семен, давай по всем газам прямо, я башню разверну, прицел ему сбивать надо, пока вот к тому сарайчику не выскочим.
Соколов снова переключился на командирскую волну и стал вызывать Задорожного:
– «Пятый», ответь «семерке». Где ты, «пятый»?
– Не могу выйти. Тут все в дыму, Лешка!
– Черт, не надо. – Соколов едва не выругался. Он понял, что взвод Задорожного подбитыми немецкими танками запер сам себя у южных склонов высоты. Им теперь надо выползать оттуда… – Всем, внимание, я – «седьмой»! Принимаю командование на себя! «Пятый», выполняй задачу, не ходи за мной. По склону вверх на позиции батальона! Поддержать огнем оборону пехоты!
«Только бы он успел, – думал Соколов, разворачивая перископ и осматриваясь по сторонам. – Только бы Серега успел подняться. Иначе нам тут крышка!»
Каким-то чудом Бабенко умудрился почувствовать момент выстрела немецкого танка и резко остановил машину. Болванка ударилась в землю в метре перед танком. И тут же механик снова рванул с места. Логунов выстрелил с ходу, без остановки. Сейчас это было оправданно – все решала не меткость, а скорость. Выстрелы сбивали прицел немцу, поднимали пыль вокруг него, и он какое-то время не видел советскую машину.
