– А где это вы продукты находите? На какой дороге они лежат? – попытался выяснить Соколов.
На самом деле внутри него все сжималось от жалости. Грязные, голодные, но такие стойкие и храбрые ребята! Сколько же горя принес на нашу землю враг!
А дети продолжали рассказывать. Выяснилось, что на дороге в километре отсюда немецкие самолеты разбомбили машину. И было это два дня назад. Получалось, что случилось это за день до того, как группа Соколова отбила у немцев мост. Что это было? Подкрепление, которое шло к мосту?
– Сейчас там уже плохо пахнет, – грустно сказал мальчик. – Там мертвые все.
– Вы мертвых не бойтесь, – посоветовал Блохин. – Вы живых бойтесь. А мертвые что…
– Там дядьки двое ходили, – вставила Фрося. – Это потом уже, когда наших красноармейцев побили. Мы с Прошей испугались сильно и не пошли туда. Потом уже пошли, когда они ушли.
– Так уж и испугались. – хмуро возразил мальчик. – Это ты испугалась, говорила, не пойдем, пусть сперва уйдут. Больно страшные они.
– Ничего я и не говорила…
– Ну, показывай, как вы тут живете, – решил примирить ребятишек Соколов.
– Пойдемте, дяденьки командиры, – обрадованно заговорил Прохор. – Только осторожнее идите, там лестница шаткая, я все время держу ее, когда Фроська спускается.
Лестница и правда была хлипкая, треснутая в нескольких местах, и без двух ступеней в самом верху. Подвал, в котором жили ребята, был неглубокий, меньше двух метров. Видимо, здесь намечалось серьезное строительство, готовилось современное хозяйство с водопроводом, канализацией, механизированной подачей кормов. Да вот только война поставила на всем этом крест в самом начале.
Соколов спрыгнул вниз, потрогал рукой бетонный потолок. Плиты перекрытия крепкие, все надежно. Стены из красного кирпича и строительные бетонные блоки.
Прохор достал из кармана мятую коробку спичек и зажег керосиновую лампу без стекла. Язычок огня заплясал, на стенах заплясали тени.
– Мы только на немножко зажигаем, – пояснил мальчик. – Голова сразу болит. Задохнуться можно. А если немножко, то ничего.
– А это не керосин, – машинально произнес Алексей, поведя носом. – Это же соляра, дизельное топливо. Откуда у вас это, ребята? Канистру нашли?
– Не-е, – засмеялась гордая Фрося. – Это я нашла. Там на путях стоит большая бочка. Цистерна называется. Полная! С вагон размером! Я сразу поняла, что это… А Проша залез и маленьким ведерком мне на веревке подавал… мы так целое ведро принесли.
– Надо проверить, – негромко сказал Соколов сержанту. – Шестьдесят тонн топлива – это просто подарок судьбы. И еще, смотрите, здесь можно разместить всех наших раненых. Посмотрим, что там на дороге, о каких продуктах ребята говорили. Но это завтра, а сегодня, пока темно, надо с позиций эвакуировать всех раненых сюда. И ребятишки будут при деле. А когда нам разрешат покинуть позиции, заберем их с собой. Пристроим где-нибудь с помощью командования. Погибнут они здесь.
Соколов и Блохин поднялись наверх. Омаев появился из темноты почти беззвучно.
– Товарищ лейтенант, где-то железная дорога рядом. Соляркой пахнет.
– Унюхал? Молодец! – Соколов похлопал танкиста по плечу. – Мы уже знаем, ребятишки рассказали. Тут где-то на запасных путях цистерна с горючим стоит. Они себе притащили почти ведро. Лампу заправляют. Блохин отправится на позиции, они раненых сюда перевезут, пока темно, укроют в подвале. А мы с тобой пойдем, посмотрим на цистерну. И еще ребята рассказывали, что где-то рядом «мессер» расстрелял нашу машину. Там убитые лежат. А ребята за продуктами к этой машине ходят.
Блохин завел мотоцикл и уехал к мосту. А Соколов, поправив на плече автомат, отправился с Омаевым через поле в направлении, указанном детьми. В километре от моста, судя по карте, располагался небольшой сельскохозяйственный поселок, что-то вроде полевого отделения опытного хозяйства. И железнодорожная ветка туда подходила. Еще до войны, а может, и до революции там были склады, которые теперь совсем разрушились и стояли заброшенные и никому не нужные.
Молодой чеченец шел первым, держа наготове оружие. Алексей не переставал удивляться, как Руслан мог передвигаться, не издавая шума. Сам Соколов то и дело наступал на сухие ветки, спотыкался о камни или оскальзывался на сурчинах. Омаев недовольно морщился, еще внимательнее вглядывался в темноту и прислушивался. Каким образом он умудрялся выдерживать направление, Алексей не мог понять, полагая, что это просто природный дар горца.
Руслан своими талантами давно уже заставил Соколова относиться к нему с доверием и уважением. Сильный характер, воля, готовность отдать жизнь за своих товарищей в бою, а еще и таланты следопыта, умелого бойца, владеющего навыками рукопашного боя.
Вскоре стал угадываться трупный запах. Узенький серп луны почти не освещал землю, но рассмотреть накатанную грунтовую дорогу было можно. В стороне от нее возвышалась мрачная туша сгоревшего грузовика. Это тоже можно было понять по запаху горелой резины.
– Вон они, – кивнул головой Омаев. – Подойдем, посмотрим?
– Только тихо и без фонарика.
– Вас тоже что-то беспокоит? Мне кажется, рядом кто-то есть: то металлический звук, то вроде голос мужской.
– Откуда слышишь? С какого направления?
– Не могу точно сказать. Ветерок тут, да и звук отражается от металла, если там вагоны стоят. Можно ошибиться. А может, только кажется. На ветру железка дребезжит, вот и звуки.
– Ладно, все равно давай осторожнее. Тут вроде немцев не должно быть, но все равно линия фронта рядом. Может, вообще по нашему мосту проходит. Сегодня нас атаковал батальон, а завтра полк или дивизия подойдет.
Омаев кивнул и двинулся вперед, в сторону дороги. Соколов выждал несколько секунд, покрутил головой, прислушался. Ничего. Старясь ступать тихо, двинулся за своим танкистом.
Запах становился все сильнее. Два дня на солнце – этого достаточно, чтобы запах разложения распространился по округе. Интересно, почему командование не хватилось своих солдат, почему они все еще лежат здесь, почему их судьба никого не интересует? Может, решили, что они погибли вместе с подразделением, защищавшим мост?
Омаев опустился на одно колено, пытаясь рассмотреть труп. Кажется, его нисколько не волновал тошнотворный запах. Доверившись молодому чеченцу, Соколов остался стоять возле машины. Ночное зрение у Омаева намного лучше, надо дать ему возможность осмотреть тела погибших красноармейцев.
«Странно, – подумал Алексей, – машина сгорела быстро, скорее всего, взорвался бензобак. А тела лежат в стороне. И в траве поодаль какие-то ящики и солдатские вещмешки».
Омаев неслышно подошел к командиру. Сколов ждал, что скажет горец.
– Самолет, точно, – тихо заговорил Руслан. – Видно, как очередь прошла по дороге. Укатанная грунтовка, дождя давно не было. Следы от пуль видно хорошо. Двоих убило пулеметными очередями с самолета. Наверное, парой работали, сволочи. Да еще в два захода. А сержант вон там у кустов лежит, его кто-то добил. У него ноги перебиты были, а ему потом в голову выстрелили. Там у кустов и добили. Полголовы осталось – винтовочный выстрел, не пистолетный.
