Офицер вскочил, вытянулся перед новым начальником. Герасимов кивнул на обтерханного:
— Это кто, арестант?
— Никак нет, господин полковник! Это секретный сотрудник Марк Якубович, агентурная кличка Свист.
Герасимов удивился:
— Как, секретный сотрудник?! Вы допускаете, чтобы секретный сотрудник ходил в охранное отделение? Если его увидит кто из террористов, он погиб!
Офицер махнул рукой:
— Это не агент, а так, недоразумение и пустяк сплошной! И врет, собака, постоянно. За что только деньги ему платим?
Герасимов продолжил путешествие дальше, изумление его дошло до верхнего предела. Понял: «Трепов прав, тут полный развал! При такой постановке дела не только Трепова — самого государя убьют без особых хлопот».
В тот же день Герасимов собрал всех офицеров, сказал все, что думал о состоянии охранного отделения. Заключил:
— У нас громадный аппарат сотрудников. Одних филеров более двух сотен. Столько же в охранной команде. Всего около семисот сотрудников. И вот эта армия доблестных бойцов не может справиться с кучкой убийц. Чего тогда мы стоим? Стоим мы очень мало, потому что аппарат, который должен пресечь деятельность террористов, выпытать их зловещие секреты, ведет призрачное существование, лишенное всякой цели и смысла. Категорически запрещаю встречаться здесь с секретными агентами, используйте для этого конспиративные квартиры. И следите, чтобы агенты никогда не сталкивались у вас друг с другом. — И так далее почти час вздрючки.
* * *
Герасимов встретился с Рачковским. Тот грустно сказал:
— Да, опасная группа террористов-эсеров существует, но мы о ней ничего не знаем: кто такие, где живут, каким образом преступления замышляют, — ни-че-гошеньки!
Герасимов спросил:
— Петр Иванович, а как же секретная агентура? Вся охранная работа будет идти вслепую, если не отладить службу секретной агентуры, которая действовала бы в рядах революционных партий.
Рачковский вздохнул еще глубже:
— У меня нет ни одного сотрудника, который мог бы принести верные сведения об этих боевиках, — и упер взгляд в пол. Про Татарова и Азефа он умолчал.
— На нет и суда нет! — горько сказал Герасимов.
Итак, предстояло самое сложное: срочно организовать сеть толковых секретных сотрудников. Для этого нужны были деньги, время и нечеловеческие усилия.
4 февраля 1905 года недалеко от Кремля, возле Никольских ворот, был убит градоначальник Москвы, великий князь Сергей Александрович. Это был откровенный выпад против царской семьи.
Генерал-губернатор Петербурга и любимец государя Трепов молча вошел в кабинет Лопухина, долго и пристально глядел ему в глаза и наконец с презрением выдавил:
— Убийца! — и с шумом захлопнул за собой дверь.
Судьба Лопухина была решена.
…При ближайшей аудиенции Герасимов заявил Трепову:
— Если вам и великому князю Владимиру жизнь дорога, в ближайшие дни не выходите из дома.
Совета Герасимова послушались.
* * *
Тем временем конституция, которая даровала гражданам Российской империи основные демократические права, дала могучий толчок разного рода безобразиям. В Петербурге и других городах шли беспрерывные митинги. Толпа требовала: «Долой самодержавие!» Дворянство эти требования поддерживало.
В пятом году ужас разгулялся по Русской земле: запылали барские усадьбы, жгли старинные библиотеки, убивали помещиков, чиновников, полицейских, арендаторов, обывателей, зажиточных крестьян, всех, кто подвернется под руку. Началось избиение городовых, так что уличные стражи порядка порой отказывались заступать на службу.
Террор в России сделался массовым.
Власть безмолвствовала и слабела.
Команда эскадренного броненосца «Князь Потемкин-Таврический» взбунтовалась, перебила офицеров и овладела кораблем.
Государь был потрясен. Он любил флот, щедро вкладывал средства в его развитие, считал опорой монархии, и вот — измена!..
Вильгельм дал телеграмму государю: «В случае реальной опасности жду с августейшей семьей в Германию!» В Финском заливе, вблизи Петергофа, появилось несколько немецких крейсеров.
Нерадостные перемены
Итак, на место Лопухина пришел его давний и заклятый враг Петр Иванович Рачковский. Человек уклончивый, себе на уме, он обладал богатым опытом работы — семнадцать лет, до 1902 года, заведовал заграничной агентурой Департамента полиции.
Рачковский вызвал к себе Ратаева, ведавшего полицейским сыском за границей, и приказал:
— Немедленно сдать списки всей агентуры! И вообще, в ваших услугах департамент больше не нуждается.
Для Азефа уход Ратаева был ударом, он привык работать с этим добрым, порой безалаберным, но вполне порядочным и доверчивым человеком. С жестким Рачковским было иначе. К нему поступали все сводки наружного наблюдения, и в них регистрировались все встречи Азефа. Более того, Рачковский приблизил к себе Татарова — осведомителя из ЦК партии эсеров, о котором нам еще предстоит говорить. Татаров ненавидел Азефа и стремился навредить ему везде, где можно. О том, что Азеф — секретный агент, Татаров, к счастью, не знал. Желая себе набить цену, он наплел Рачковскому с три короба, превознося заслуги «Виноградова» как самого кровожадного злодея в партии эсеров, организатора всех главных покушений, которого следует убрать незамедлительно.
Положение сделалось серьезным. Прежде Азеф мог высчитывать варианты, лавировать между полицией и террористами, теперь возможностей для маневров почти не осталось. Рискуя быть разоблаченным эсерами, Азефу пришлось назвать адреса динамитных мастерских в Саратове и Москве, навести на след нескольких малозначащих партийцев, но главное — он назвал место пребывания Савинкова и Брешковской. Но эти двое успели скрыться. Очень похоже, что об опасности их предупредил сам Азеф.
Рачковский крепко подумал и решил: «Этот Виноградов, судя по всему, лошадка темная и личность скользкая. Шутка ли, он активный террорист, а я каждый месяц должен ему платить тысячу рублей! Ох, польза от этого еврея весьма сомнительная, небось врет почти все. Я его, пожалуй, отстраню от сотрудничества. Сделаю это незаметно, как бы забуду о нем. Но доглядывать за ним буду усиленно!»
Азеф заметил за собой тонкую, едва заметную прослежку. Ему пригодились уроки, полученные от Медникова: Азеф легко определял за собой хвост и, когда ему это было необходимо, ловко с него соскакивал.
Это, понятно, не нравилось Рачковскому. Однажды, надув щеки и пошевелив усами, он прозрачно намекнул:
— Я во всем ценю честность! Если агент прячется от моих филеров, стало быть, ему есть чего скрывать. Я не люблю таких, я их сразу же выдаю террористам.
