— Это не патриоты, а уголовники, сахалинские типы. Почти все они отбывали наказания за тяжкие преступления. Теперь вот получили оружие…
Столыпин пожимал плечами:
— Боевики? Что мы будем голову ломать? За них сам Лауниц отвечает.
Лауниц быстро нашел применение боевикам. Так, летом 1906 года ученый-экономист, приват-доцент Московского университета Михаил Герценштейн отдыхал в Финляндии. Был он депутатом Государственной думы и, на свое несчастье, что-то не поделил с Лауницем.
Тот спор закончил просто и коротко: заплатил две тысячи рублей дружинникам союза. Те подкараулили свою жертву, открыли стрельбу из нескольких ружей и изрешетили профессора. Начался дележ двух тысяч рубликов. То ли деньги не делились по справедливости, то ли еще что, но один из обиженных пожаловался газетчикам. Те ухватились за горячее дело. Убийство получило огласку. Герасимов был готов провести аресты и начать следствие, но Лауниц одернул:
— Александр Васильевич, вы хотите врагам великого русского народа дать в руки козыри? Одним жидом меньше — и слава богу! А эту паршивую газетенку, которая на меня клеветала, прикроем, редактора на три месяца в крепость!
Герасимов не мог идти против воли своего начальника.
Дальше — больше. Вскоре возникли у союза денежные трудности, и Лауниц нашел остроумное решение: членам боевой дружины он стал выдавать ордера на обыски и выемку (это будут практиковать после захвата власти большевики).
Поначалу такие обыски и тайные выемки производились в Петербурге только у богатых евреев, но вскоре выемки начались у людей всех национальностей, и не в последнюю очередь у русских. Так что там, где начинаются деньги, сразу забывается национальная принадлежность.
В Департамент полиции посыпались жалобы, дело дошло до Герасимова. Тот доложил Столыпину. Петр Аркадьевич воскликнул:
— Я положу предел этим безобразиям. Вызвать ко мне Лауница.
Тот изобразил простодушный вид:
— А что делать, если Департамент полиции плохо работает? Жулья нынче много, вот Союз русского народа и помогает наводить порядок.
— И заодно воровать ценности во время этих обысков, — подсказал Столыпин.
Лауниц не моргнул глазом:
— Ну и что? У какого-нибудь горбоносого Нипельбаумана простые люди возьмут пустячок, жиденок от этого бедней не станет, а простому русскому человеку все радость.
Столыпин тяжело вздохнул:
— Я приказываю закончить с этими грабежами и обысками. Если у начальника вашей дружины Красковского имеются интересные сведения, то пусть он сообщает их Герасимову. Самочинных действий быть не должно. А что касается любви к народу, так я ни разу не слыхал от государя пафосных слов, хоть любит он и Россию, и народ не меньше нашего.
Лауниц, не желая слушать, раздраженно отвечал:
— Петр Аркадьевич, я не доверяю Герасимову, который меня охраняет. У него служат и хохлы, и белорусы, и хрен знает кто. Позвольте, чтобы меня охраняли мои истинно православные люди из союза…
Столыпин согласно кивнул:
— Как будет угодно!
Взаимная ненависть достигла верхнего предела. Вскоре проникли сведения, что Лауниц со своими головорезами работает над планом физического устранения «либерала и жидомасона» Столыпина. С Герасимовым, который не пользовался охраной, расправиться было совсем просто.
Опрометчивый Лауниц
Итак, ранним утром 3 января 1907 года Герасимов появился в доме фон дер Лауница. Тот заставил начальника охранки унизительно долго киснуть в прихожей. Тут же находились четверо заспанных боевиков.
Лауниц наконец появился. От него пахло дорогим «Тройным» одеколоном, щеки были припудрены.
— Чем обязан? — Лауниц глядел на гостя недоброжелательно.
Герасимов удивился:
— Мы будем разговаривать в прихожей? Дело самое важное…
Лауниц сквозь зубы выдавил:
— Докладывайте! Истинно русские люди нам не помеха.
Герасимов пожал плечами и вполголоса сказал:
— Ваше превосходительство, на вас и на Петра Аркадьевича готовится покушение. Возможно, оно произойдет сегодня во время освящения института. Петр Аркадьевич остается дома. Я просил бы вас несколько дней тоже не выходить из квартиры. Сведения о покушении я получил из надежного источника.
Лауниц ядовито усмехнулся:
— Готов держать пари, что этот источник жидовский.
— Я не должен раскрывать своих агентов, — спокойно ответил Герасимов.
— Ну что, я в точку попал? — Лауниц расхохотался. — Нет, я обязательно пойду на освящение. Приду для того, чтобы доказать: вы как начальник охранки с вашими фальшивыми сведениями ни черта не стоите. Зарубите на носу: меня моя охрана в обиду не даст.
Герасимов пытался образумить градоначальника:
— Быть телохранителем — дело сложное, требующее серьезной подготовки. Здесь мало иметь правильную национальность и револьвер под мышкой. Я не уверен, что ваша дружина будет надежной защитой.
Лауниц иронически усмехнулся:
— В отличие от жидомасонов настоящие патриоты труса не празднуют! Честь имею.
Получалось, что жидомасон — это Столыпин. Впрочем, газета Лауница об этом уже писала. И публика поверила, потому что люди лжи верят охотно. С особым усердием размазывали клевету революционеры, ибо Столыпин им был как кость в горле.
«Вальс цветов»
Казалось, весь знатный, светский Петербург съехался 3 января на Архиерейскую улицу. Тут были офицеры в парадных мундирах, роскошные смокинги в орденских лентах, дамы в бриллиантах, ученые мужи в очках и лысинах. Но, кажется, еще больше было охраны — в полицейской форме и штатской одежде. На входе бдительно проверяли пригласительные билеты.
Предъявили свои билеты и двое прилично одетых господ.
Когда сбросили меховые шубы, эти двое оказались в изящ ных смокингах, которые партия эсеров сшила нарочно к нынешнему случаю. В брючных карманах лежали браунинги с отравленными и крестообразно подпиленными пулями. Эти двое моментально смешались с толпой, ничем не выдавая себя.
У входа остановилась изящная карета. Из кареты медленно и торжественно вышел сам фон дер Лауниц. Полицейские образовали живой коридор, взяли под козырек. Градоначальник любил торжественные встречи. Громадная толпа зевак, поодаль сдерживаемая конной полицией, загалдела:
— Гляди, кто такой важный?
— Не видишь, это сам царь, не меньше.
В толпе кто-то высоким голосом запел прекрасный гимн, и его тут же поддержали сотни голосов: «Боже, царя храни! Сильный, державный, царствуй на славу, на славу нам! Царствуй на страх врагам, царь православный…»
