Чепик вскоре окончательно перебрал и уснул прямо за столом. Азеф понесся на телеграф. Солнце садилось на горизонте, до похорон оставалось двенадцать часов.
Печальный ритуал
Переполох
Ранним утром на имя Плеве пришла шифрованная телеграмма-молния из Берлина, подписанная «Виноградовым». Азеф сообщал, что на Победоносцева во время похорон Сипягина будет произведено покушение. И еще раз подтвердил, что все эти убийства организует Гершуни, который сейчас находится в России.
Плеве тут же отдал приказ об усилении охраны на кладбище и во время отпевания. Сам исполняющий обязанности министра пригорюнился. Уезжая в тот день из дома, он сказал супруге, с которой прожил более тридцати лет:
— Очень ясно чувствую, что эти бандиты и до меня скоро доберутся.
— Так брось службу, уедем в мое имение под Уфой, спокойно заживем! — воскликнула супруга, на ее глазах блеснули слезы. — Будем заниматься сельским хозяйством, охотой. Там громадная библиотека…
Плеве отрицательно покачал головой:
— Э нет, Наташенька! А долг, долг служебный и государственный? Сейчас Николаю Александровичу очень трудно, а мы нашего самодержца бросим? Негоже русскому дворянину труса праздновать. Убийцы только этого и добиваются, чтобы нас запугать. Не удастся!
Плеве садился в открытую коляску и размышлял: «Каким образом Азефу, находясь в Берлине, удалось выяснить насчет готовящегося покушения на Победоносцева? Может, это хитрая игра Азефа? — Вздохнул. — Узнать это пока невозможно».
Приказал кучеру:
— Поезжай, братец, на Морскую, к Победоносцеву.
Обер-прокурор облачался в мундир, когда приехал Плеве. Победоносцев крайне взволновался:
— Вячеслав Константинович, какими судьбами? Что стряслось? Еще кого-то убили?
Плеве перекрестился:
— Господи, спаси и сохрани! Хватит нам Сипягина… Не убили, но… всякое возможно. Тут поступили мне сведения, что во время похорон нашего несчастного друга Дмитрия Сергеевича могут проникнуть нежелательные элементы. У меня, Константин Петрович, к вам просьба: не появляйтесь на похоронах. Береженого Бог бережет!
— А что подумают обо мне люди?
— Позвоните в Синод, скажите, что занедужили.
Победоносцев задумался, потом усмехнулся:
— Когда мне было восемь лет, к моим родителям пожаловал поэт Пушкин. Я хорошо помню то утро, потому что поэт по какой-то непонятной связи напомнил мне черного таракана. Пушкин вошел и громко, на всю гостиную, произнес: «Какой ужас, сейчас на моих глазах по Невскому шла барыня, так на нее коляска налетела, все кости поломала!» Вот такая коляска и на меня сейчас налетела. Хорошо, Вячеслав Константинович, я останусь дома. Но ведь это не выход из положения. Мы все живем под постоянным страхом, кучка негодяев отравила нам существование. Почему не принимаются должные меры?
Плеве усмехнулся:
— Вы, Константин Петрович, этот вопрос задайте государю! У него одна забота: как бы кого не обидеть. Но сейчас в Россию приехал главный организатор террора, некий иудей Гершуни. Я принял необходимые меры, его разыскивают по всей империи. Бог даст, сцапаем, это будет сильный удар по организаторам убийств. — И по мраморной лестнице спустился в зеркальный и дочиста промытый вестибюль.
…Анекдот из жизни государства Российского. В то время как Гершуни усиленно искали по городам и весям, задерживали всякого, кто имел с ним внешнее сходство, сам злодей жил в Петербурге. Он под собственной фамилией был записан в домовую книгу. Каково?
Последний приют
Место последнего приюта Сипягина приготовили наискосок от могилы Федора Достоевского и поблизости от могил Жуковского и Карамзина.
Тем временем после отпевания были отданы последние знаки внимания убиенному, снят с гроба покров и помещен в алтарь. Гроб закрыли крышкой и торжественно понесли к могиле, обитой сукном и уложенной хвойными лапами.
Военный оркестр заиграл печальную мелодию композитора Бортнянского. Сводный хор благостно запел слова Хераскова: «Коль славен наш Господь в Сионе, не может изъяснить язык!..»
Почетный караул пальнул из ружей в воздух. Протоиерей Иоанн Кронштадтский начал краткую литию…
В это же время возле дальней ограды совершалось нечто невероятное.
Беглецы
Измучившийся со строптивыми покусителями, Гершуни наконец довез их до Тихвинского кладбища. Ворота главного входа тщательно охранялись, да и вдоль ограды прогуливались солдаты с ружьями. Все это Гершуни предвидел.
Ночью предусмотрительный Мельников и саратовский немец Крафт с дальней, торцовой стороны проделали в ограде лаз, отогнули один прут.
И вот теперь тот же Крафт вез покусителей к лазу. Гершуни еще за три квартала до кладбища, испытывая большое облегчение от мысли, что доставил убийц на место преступления, обнял Григорьева и его невесту Юлию, задушевно сказал:
— Я буду здесь прогуливаться! — Он был уверен, что отрезал брачующимся пути к отступлению. — Если желаете, передайте мне на сохранение ваши деньги.
Микола Григорьев, желая выказать себя перед супругой, показал фигу:
— Извиняйте, но наши гроши при нас будут! — и весело заржал, словно собирался в кабак, а не в свой последний путь. — Вот револьверы — пожалуйста, можем сделать уважение, ваше благородие, вперед себя на акцию пропустить.
Хозяйственная Юлия напомнила:
— За вами, Григорий Андреевич, еще шестьсот двадцать семь рублей. Вечером нынче мы желаем их получить. Может, расписочку напишете?
Гершуни от досады даже сплюнул и мысленно пожелал: «Ну и наглецы! Чтоб нынче же казаки вас изрубили бы помельче!» Однако на лице изобразил умильную улыбочку:
— И без расписочки все сполна отдам, не сомневайтесь! Клянусь честью! Поезжайте себе спокойненько, да не опоздайте! Крафт и Мельников тоже подождут, пока вы дело делать будете…
Григорьев решительно спрыгнул с коляски:
— Давай, друже, простимся навеки! Чуе мое революционное сердце, шо на этом свете мы с тобой бильше не встретимся. Ты пидешь, как передовой революционер, в рай, а я за сегодняшнее преступление буду отправлен лизать сковородки. Не хочется, но чого не зробишь ради освобождения пролетариата?..
Гершуни вздохнул, обнялся с артиллеристом и заспешил прочь.
Коляска проехала еще с полверсты, началась кладбищенская ограда: памятники, кресты, склепы замелькали за чугунной оградой. Вдруг Мельников сказал:
— Стойте, это здесь! Кусты орешника видите? Топайте на них, там мы выломали прут. Пролезете, пойдете вперед, до первой аллеи, затем увидите колокольню, держите на нее. — Поднес ладонь к уху, обрадовался: — Слышите, музыка играет? Это там, спешите!
