Вероятно, самым важным следствием рыночной эффективности является невозможность прибыльной спекуляции. Когда Башелье утверждает, что «в заданный момент рынок не верит ни в рост, ни в падение истинной цены», он предполагает рынок, находящийся в состоянии равновесия, когда потенциальное движение цены вверх так же вероятно, как и вниз. Также этот феномен известен как теория случайных блужданий, потому что она предполагает, что колебания цен на финансовых рынках сравнимы с тем зигзагом, который пьяница выписывает, блуждая по улице
[73]. Отсутствие контроля за своими собственными ногами делает вероятным любое движение как вправо, так и влево. Это означает, что любая попытка предсказать будущие движения цен является, по сути, гаданием. Трейдерам на финансовых рынках стоит ожидать отдачу, равную средним темпам роста рынка. Прибыль, превосходящую это среднее значение, можно объяснить чистым везением, а никак не умением.
Невозможность спекуляции, вытекающая из ГЭР, также показывает, как современные финансы радикально оторваны от фундаментального и технического анализа. Оба этих подхода основываются на предположении, что индивидуальный трейдер может превзойти рынок с помощью тщательного финансового анализа. С позиции неоклассических финансов приверженец фундаментального анализа, как и «графист», по сути, участвуют в азартной игре. Аналитик-«фундаменталист» похож на игрока в рулетку, проверяющего колесо рулетки на предмет каких-то конструктивных изменений, которые повлияют на более частое выпадение определенных цифр. «Графист» же похож на игрока, ищущего закономерности в предыдущих исходах рулеточной игры, чтобы предсказать, что выпадет в следующем раунде.
Невозможность прибыльной спекуляции обеспечивает ориентир для тестирования эффективности рынка. В тех исследованиях, которые Фама рассмотрел, он протестировал ГЭР относительно различных гипотез о существовании предсказуемо прибыльных принципов торгов. Поскольку не похоже, чтобы хоть один из таких принципов удовлетворял требованиям подлинно научного исследования, ГЭР, конечно же, находит себе подтверждение. В то время как технический анализ обычно описывается неоклассическими финансами как финансовая «алхимия» или «астрология», то есть донаучное гадание, неоклассический взгляд на фундаментальный анализ неоднозначен. С одной стороны, фундаментальный анализ рассматривается как бесперспективная инвестиционная стратегия на эффективном рынке, поскольку вся имеющаяся информация о соответствующих активах уже отражена в текущих ценах. С другой стороны, в фундаментальном анализе видится необходимое условие для развития и поддержания эффективных рынков. Как раз наличие множества добросовестных и дотошных аналитиков-«фундаменталистов» позволяет неоклассическому теоретику финансов делать свои предположения о рыночной эффективности. Относительно неоклассических финансов аналитики-«фундаменталисты» являются теми, кого Ленин вроде бы называл «полезными идиотами».
В категориях жижековского разделения на реальное, символическое и воображаемое представление о том, что на эффективном рынке «цены всегда “полностью отражают” доступную информацию», означает, что финансовый рынок как символический порядок может полностью символизировать реальное стоимости. В неоклассическом подходе к эффективным финансовым рынкам разрыва между символическим и реальным, между ценой и стоимостью не существует. Рыночная цена уже всегда является точным отражением стоимости базового актива.
Поскольку нет разрыва между символическим и реальным, нет и нужды в воображаемом для сокрытия этого разрыва. Создается впечатление, что неоклассические финансы – это теория без фантазии, декларация чистых фактов. Примечательно, как ГЭР обосновывается через отказ от фантазии о возможности победить рынок, которая обнаруживается в техническом и фундаментальном анализе. Состоятельность ГЭР держится на невозможности спекуляции. Современные неоклассические финансы – это то, что осталось после того, как мы вроде бы распрощались со всеми спекулятивными иллюзиями. Неудивительно, что неоклассические финансы являются преобладающей теорией рынков в современном капитализме, который делает вид, будто оставил все идеологии позади.
Коперниканская революция в финансах
Как было прежде упомянуто, уже у Башелье мы обнаруживаем стремление современных финансов преодолеть мутную область апостериорных вероятностей, основанных на попытке угадать будущее, и вступить в мир математически доказанных априорных вероятностей. Изобретательность ГЭР обнаруживается в том, как она обеспечивает этот переход, устанавливая соотношение между возможностью рынка «полностью отражать» доступную информацию о базовых активах и непредсказуемостью будущего движения цен.
На первый взгляд это соотношение между рыночной эффективностью и случайными ценовыми колебаниями, кажется, лишает финансовую теорию научной основы, поскольку загоняет ее в ловушку выбора между двух зол. Если ГЭР верна в качестве эмпирического описания реально существующих рынков, неоклассическая финансовая теория ничего не может предложить с точки зрения предсказания цен, кроме некоторого варианта сократовского скептицизма: «Я знаю, что ничего не знаю… о будущих движениях цен». Если же ГЭР неверна в качестве эмпирического описания реально существующих рынков, вся парадигма неоклассических финансов покоится на ложной предпосылке и поэтому даже не может претендовать на научный статус.
Эта дилемма похожа на ту, с которой столкнулся Кант в своем стремлении найти теорию чистого разума: «Истинная же задача чистого разума заключается в следующем вопросе: как возможны априорные синтетические суждения?»
[74] Этот знаменитый вопрос появляется в «Критике чистого разума» Канта. Кант отдавал себе отчет в том, что эмпирическое знание, то есть знание, выведенное из чувственного восприятия мира, может быть ошибочным. Он стремился создать теорию знания и разума, которая бы не зависела от такого рода опыта. Понятие «чистого разума» восходит к кантовской вере в то, что абсолютное знание действительно возможно, даже если эмпирическое знание по своей сути неопределенно. Критика Канта – это попытка исследовать пределы человеческого разума. Что мы можем знать определенно, если наше знание об эмпирическом мире подпорчено неопределенностью?
Теория Канта – это теория чистого спекулятивного разума. То же относится и к Башелье и его последователям в области современных неоклассических финансов. Мы уже видели, как Башелье делает различие между математической априорной вероятностью и вероятностью, которая зависит от будущих событий. И, так же, как Кант отвергает чувственный опыт как источник абсолютного знания, Башелье отвергает предсказания отдельных трейдеров на рынке как чисто субъективные. Затем он переходит к дедуктивному исследованию области априорных вероятностей.
Понятие об априорных вероятностях Башелье сопоставимо с понятием Канта о синтетических априорных суждениях. Исследование Кантом вопроса «как возможны априорные синтетические суждения?» является в то же время исследованием о возможности философского знания как такового. Отвечая на этот вопрос, он утверждает, что, с одной стороны, философия интересуется априорным познанием, а не исследованием эмпирических объектов. С другой стороны, это познание, как нам уже известно, не является простым прояснением вещей. На самом деле философия может произвести новое и абсолютное знание.
