Ситуация, сложившаяся в результате слияния коммерческих и инвестиционных банков, вкупе с сотрудничеством с хедж-фондами, сравнима с ситуацией, при которой владелец казино сливается с ростовщиком, а потом сотрудничает с ловким игроком в покер. Владелец казино проводит игру. Он предоставляет место, дилера, карты, фишки и так далее и делает деньги, беря плату (рейк) за участие в игре. Это сопоставимо с комиссией инвестиционных банков, когда они дают инвесторам доступ к финансовым рынкам. Ростовщик предоставляет займы людям, которые хотят поучаствовать в игре в покер, организованной владельцем казино. Он делает деньги, получая проценты по займам. Это сопоставимо с процентами, взимаемыми обычными коммерческими банками. Слияние этих двух участников процесса дает новые возможности для получения прибыли. Ростовщику теперь не нужно выдавать деньги наличными. Они могут сразу выдаваться фишками, предоставленными владельцем казино. Это позволяет ростовщику обслужить намного большее число игроков, поскольку он уже не стеснен наличными средствами. Этот трюк работает до тех пор, пока продолжается игра, а игроки не устремляются в казино, чтобы обналичить свои фишки. Более того, щедрый выпуск кредита увеличивает количество участников игры в покер. Доходы ростовщика растут в связи с растущими процентными платежами, а владелец казино получает больше денег от платы за участие. Все это сравнимо с синергетическими эффектами от слияния инвестиционных и коммерческих банков.
Но чтобы увеличить прибыли, ростовщик вместе с владельцем казино решают поддержать одного из играющих. Ростовщик и владелец казино обеспечивают игрока бесплатным кредитом, в счет доли от его возможных выигрышей. Даже если этот игрок не лучше своих соперников, доступ к практически неограниченному количеству фишек дает ему преимущество. Он может играть с самой большой стопкой фишек, что позволит ему «задирать» (bully) своих оппонентов и «доминировать» (dominate) за столом. Это сравнимо с хедж-фондами, которые могут двигать цены через большие объемы торгов. Корпорация «ростовщик-владелец-казино» делает деньги не только на процентах и плате за участие, у нее есть доля в выигрыше выбранного игрока. Таков казино-капитализм в век посткредитных денег.
По-иному можно осмыслить желание посткредитных денег через концепцию ликвидности. Эта концепция с легкостью употребляется в финансовой и экономической сферах, однако это крайне неуловимый феномен. Мишкин определяет ликвидность как «легкость и быстрот[у] превращения актива в наличные деньги»
[304]. Он утверждает, что «чем выше ликвидность данного актива по сравнению с альтернативными активами, тем он более привлекателен и тем выше объем спроса на него»
[305]. Переводя это определение на язык психоаналитических принципов, предложенных ранее, чрезвычайно важно отметить, что причинно-следственная связь работает здесь в обоих направлениях. Верно, что высокая степень ликвидности делает актив более желанным, но мы должны добавить, что степень ликвидности сама по себе является функцией от желания актива. Рынок и ликвидный актив в качестве объекта-причины желания «строго соотнесены». Это также означает, что ликвидность не является свойством, присущим активу-объекту самому по себе. Это то качество, которое проецируется на объект, когда его желают. Когда актив желается из-за его ликвидности, это происходит на основании веры в то, что кто-то еще его желает настолько, что готов обменять на наличные. В конечном счете объект является желанным потому, что есть общая вера в то, что сам рынок желает этот объект. Ликвидность является фантазийным свойством объекта. Здесь мы вновь сталкиваемся с утверждением, что желание всегда является желанием другого. В данном случае ликвидность является желанием актива, основанным на фантазии о том, что большой Другой рынка сам желает этот актив. Когда эта фантазия разделяется агентами на рынке, их коллективное действие на самом деле создает желание большого Другого. Даже если большой Другой не существует на самом деле, он тем не менее может оказывать такой эффект, когда все участники системы действуют в соответствии с фантазией большого Другого.
У Мишкина мы находим еще и следующее утверждение: «Как средство обмена деньги – наиболее ликвидные активы, их не надо превращать в другую форму для осуществления покупки»
[306]. В этом утверждении деньги становятся возвышенным объектом фантазии ликвидности. Деньги являются идеально ликвидным активом, и они – тот актив, относительно которого измеряется ликвидность других активов. Конвертируемость в деньги является конечной стадией реализации ликвидности актива. Эфемерность концепции ликвидности становится очевидной, когда она применяется не только к неденежным активам, но и к самим деньгам. Утверждение Мишкина относительно того, что деньги являются наиболее ликвидным активом, не совсем корректно, так как мы уже увидели, что денег не существует. Суть анализа денег из второй части этой книги – в том, что деньги никогда не являются просто деньгами. Деньги характеризуются онтологической неопределенностью. Любая денежная система характеризуется взаимодействием и преображением различных форм денег. Поэтому мы не можем сказать, что сами по себе деньги являются самым ликвидным активом из всех. Во-первых, разные виды денег обладают разной степенью ликвидности при различных обстоятельствах. Во-вторых, сама по себе ликвидность денег не является присущим им свойством. Это, скорее, фантазийное качество, которое проецируется на деньги в результате определенной экономической конфигурации желания. В связи с этим мы можем обобщить анализ, сказав, что современная денежная система характеризуется такой конфигурацией, при которой поддерживается желание посткредитных денег, тем самым передавая им свойство ликвидности, позволяющее им обращаться так, словно они и правда являются деньгами. Ликвидность посткредитных денег является не априорным качеством объекта, а функцией, обусловленной системой.
Неизбывное желание кредитных денег, которое поддерживается большим Другим финансовых рынков, позволяет определенным банкам генерировать непрерывное предложение денег такого типа. До тех пор пока желание остается стабильным или растущим, кредитные деньги не возвращаются к банку для погашения другими формами денег. В худшем случае кредит возвращается в виде требования перевести деньги в другой банк. Но если банк является частью той же сети расчетов, перевод может быть осуществлен без задействования других форм денег. Иными словами, финансовые рынки выполняют роль площадки для обращения посткредитных денег, выпущенных определенными международными банками. Если бы глобальные финансовые рынки являлись казино, игроки бы играли фишками, выпущенными JP Morgan Chase, Barclays и другими международными банковскими корпорациями. Век посткредитных денег дает этим корпорациям возможность делать деньги, делая деньги.
«Кейнсианство или монетаризм? Да, пожалуйста!»
Современная денежная парадигма выражается в переходе от государственных денег к деньгам, выпускаемым банками при поддержке финансовых рынков, и эта мысль проходит красной нитью через всю книгу. Однако этот аргумент не должен приводить к выводу о том, что государство не имеет значения или не обладает властью в процессе образования посткредитных денег. За последние годы финансового и монетарного кризиса стало очевидно, что государство играет важнейшую роль в сохранении современной денежной парадигмы. При этом государственные вмешательства в сегодняшние денежные дела являются крайне парадоксальными. Создается впечатление, что конечной целью этих вмешательств оказывается поддержание денежного порядка, при котором государство отстраняется от контроля за предложением и ценой денег.
