По мере того как в сентябре 2008 года стремительно развивались последствия финансового кризиса, в Вашингтоне было проведено срочное совещание между главными официальными лицами правительства США и представителями основных финансовых корпораций. На встрече Бен Бернанке, глава Федеральной резервной системы, настойчиво уговаривал правительство США предоставить финансовую помощь в размере 700 миллиардов долларов, чтобы спасти крупнейшие банки от банкротства и влить ликвидность в кредитные рынки. В качестве одной из составляющих своей позиции Бернанке, говорят, представил следующее апокалиптическое видение ситуации: «Если мы завтра же этого не сделаем, к понедельнику у нас не будет экономики». Примером того, как современные государства осуществляют вмешательство в кредитные рынки и банковские дела лишь для того, чтобы сохранить существующую систему, является не только сама финансовая помощь, впоследствии одобренная правительством. Видение Бернанке симптоматично и для того типа постидеологических суждений, которыми окружена роль государства в современных денежных делах. Бернанке следовало сказать следующее: «Если мы завтра же этого не сделаем, к понедельнику у нас не будет экономики, основанной на посткредитных деньгах». Когда Бернанке приравнивает крах основных финансовых институтов к исчезновению экономики как таковой, он осуществляет ту идеологическую натурализацию, которой мы коснулись во вступлении. Давайте еще раз взглянем на то, как эту концепцию развивает Жижек:
При современном глобальном капитализме идеологическая натурализация достигла невиданного уровня: не часто встретишь тех, кому хотя бы грезятся утопии, включающие возможные альтернативы ‹…› Но напрасно кажется, будто эпоха идеологических утопий осталась позади, ведь никем не оспариваемая гегемония капитализма имеет поистине утопическое ядро капиталистической идеологии, которое поддерживает ее. Утопии альтернативных миров были изгнаны другой утопией, имеющей власть и прикрывающейся прагматичным реализмом
[307].
Утопические идеи альтернативных денежных систем явственно отсутствуют в современной мейнстримовской политике. Когда речь заходит о развитии путей делания денег и запуска их в обращение, мы словно достигли конца истории. Поскольку мало какие правительства склонны воображать денежные системы, отличные от текущей, денежные вопросы очень быстро сводятся к прагматичному реализму, при котором существующий порядок получает право определять условия собственного поддержания, а политики с готовностью низводят себя до уровня простых администраторов, работающих для содействия системе при этих условиях.
Ключевым условием для современной системы является способность банков выпускать ликвидный долг, который поэтому может обращаться в качестве денег. В системе все гладко и ровно до тех пор, пока требования погасить долг возвращаются к банкам только в виде требований перевести кредит в другие банки. Как было замечено выше, такого рода перевод может быть осуществлен с минимальным привлечением фидуциарных денег, созданных государством. Однако, когда кризис системы становится кризисом ликвидности, обнаруживается зависимость от созданных государством денег. Когда пользователи кредитных денег начинают сомневаться в кредитоспособности банков или когда банки начинают сомневаться в кредитоспособности друг друга, кредитные деньги теряют способность обращаться в качестве денег. Они теряют свою ликвидность. В этот момент приходит государство как верующий последней инстанции. Предоставляя кредиты коммерческим или даже инвестиционным банкам, центральный банк демонстрирует свою неугасающую веру в денежность кредитов, выпущенных этими банками. Другими словами, центральный банк использует свое собственное положение инстанции, выпускающей кредиты от имени населения, чтобы распространить состоятельность на агентов внутри частной банковской системы, тем самым наделяя ликвидностью кредитные деньги, выпущенные этими банками. По сути, это и были спонсированные государством пакеты финансовой помощи, предложенной в последние несколько лет Федеральным резервом США, Европейским центральным банком и несколькими другими центральными банками. В век посткредитных денег контроль как за предложением, так и за ценой денег может находиться в руках частных банков и финансовых институтов, однако сильная и прибыльная позиция, которую занимают эти агенты, в конечном счете зависит от пуповины, связывающей их с плацентой государства, из которой в случае необходимости поступает ликвидность.
Варианты политического реагирования на экономические проблемы, которые обнажил финансовый кризис, обычно сводятся к двум позициям: кейнсианству и монетаризму. Первая советует государству стимулировать рост с помощью фискальной экспансии, даже если это означает образование дефицита бюджета. Вторая, по контрасту, предписывает бюджетную экономию, поскольку потенциальная выгода от избыточных государственных расходов считается превышающей ту, что будет сдержана растущей инфляцией. Выбор между кейнсианством и монетаризмом является ложным по двум причинам. К тому же разногласия между двумя позициями скрывают фундаментальную проблему.
Следует заметить, что и кейнсианство, и монетаризм в их realpolitische
[308] виде имеют столь же мало отношения к исходным работам Джона Мейнарда Кейнса и Милтона Фридмана, как и политика Советского Союза к работам Карла Маркса. Используя термины в их текущем контексте, я, таким образом, отсылаю к тому, как кейнсианство и монетаризм проявляются как идеи в фактической политической практике и риторике.
В шутке братьев Маркс, которую Жижек многократно цитирует, Граучо сидит в ресторане. Когда к нему подходит официант со стандартным вопросом: «Чай или кофе?», он отвечает «Да, пожалуйста!»
[309] Эта шутка показывает, как казалось бы нейтральный выбор из двух альтернатив содержит внутреннюю логику с определенными предпосылками. Ответ Граучо идет наперекор этой логике и поэтому может служить отправной точкой для обнаружения предпосылок ложного выбора. Схожая логика имеет место при выборе между кейнсианством и монетаризмом.
Прежде всего, выбор между фискальной экспансией кейнсианства и монетаристским режимом экономии представляет оба варианта как взаимоисключающие, наподобие того, как официант предлагает выбрать между чаем и кофе по принципу либо-либо. Любопытно, что и правительство США, и Европейский союз, и правительства многих других стран на самом деле ответили на финансовый кризис в стиле Граучо. Их мгновенной реакцией на кризис, проявивший себя на финансовых и денежных рынках как кризис ликвидности, стало накачивание этих рынков ликвидностью в виде кредитов центрального банка. Это в высшей степени кейнсианская реакция, хотя, может, и не такая, какую бы сам Кейнс себе представлял. Вместо того чтобы стимулировать реальную производящую экономику напрямую, предоставляя дополнительные фидуциарные деньги через государственные расходы, деньги, данные в рамках государственной финансовой помощи, были в основном перенаправлены в финансовую систему.
