— Откуда у тебя ребенок?
Сначала баронесса подумала спросить: «Это твой ребенок?» — но вовремя себя поправила. Она хотела показаться неосведомленной, а не глупой.
— У знакомых одолжил поносить, — огрызнулся Весень. — Надеюсь, вы меня позвали по действительно важному поводу.
Лукреция что-то прикинула в уме.
— По самому наиважнейшему, — успокоила она подростка и забралась в сани.
Ждан тронул поводья, и лошадь двинулась со двора.
Вероятно, целитель воспринял баронессу как еще одного сумасбродного пациента. Он хмуро оглядел ее с ног до головы, не обронив ни слова. Потом все же не выдержал и заметил:
— Что-то не похоже, что вам плохо. А если вам плохо, то куда вы собрались под вечер?
— Да будет тебе известно, мой вежливый друг, что прогулки на свежем воздухе улучшают самочувствие, — не моргнула глазом Лукреция.
— Да все у вас в порядке с самочувствием! Что я, симулянтов не видел? — Весень вдруг резко схватил запястье пожилой дамы и также резко замер, а вместе с ним и баронесса. — Да у вас лошадиное здоровье!
Лукреция с силой выдернула руку, чем вполне подтвердила его слова.
— Вечно молодым кажется, что пожилые выдумывают себе болячки. Доживешь до семидесяти, я посмотрю на тебя.
Целитель не ответил. Он как-то странно, с опаской продолжал смотреть на свою спутницу.
Зато с облучка ответил Ждан:
— И доживет! Но все равно будет считать, что выдумывают. Для волшебника семьдесят лет не возраст. Страшно подумать, сколько лет Вольге! Вы его не спрашивали? А то он нас за нос водит.
— Что? — не поверила своим ушам Лукреция.
— Я говорю, не спрашивали его, сколько ему лет?
— Не спрашивала, — ошарашенно ответила баронесса. — Я думала, ему лет тридцать — сорок.
— Э-э-э, да он полвека только домом на Калиновой улице заправляет, а что было до этого — тьма и сплошные вопросы. Тпр-ру-у, приехали!
— Зачем мы здесь?! — с ноткой паники в голосе спросил Весень.
И его можно было понять, потому что сани остановились ровнехонько напротив домика лекаря.
— За лекарством, — уверенно заявила пожилая дама и посмотрела на своих молодых спутников самым невинным из своих взглядов.
— Я туда не пойду! — Если бы не младенец за пазухой, Весень бы непременно скрестил руки на груди, как упрямый подросток.
— Как хочешь, а я пойду, — сказала леди Лукреция и оперлась на вовремя подставленную руку Ждана, вылезая из саней. Уточнять, что целитель должен остаться там, где сидит, она не стала. И так дождется из чистого любопытства.
Вернулась баронесса быстро и, прежде чем сесть на свое место, плюхнула Весеню на колени связку из двух фолиантов.
— Вот, прочтешь на досуге, — безапелляционно заявила она. — Потом вернешь лекарю, я взаймы взяла ненадолго.
Разговор с лекарем у аристократки вышел короткий: она попросила у него книги по медицине, и он их ей с радостью одолжил. Видимо, давно руки чесались впихнуть сии знания целителю-самоучке, пока тот строил из себя великого волшебника, который превыше всех смертных наук.
Парнишка посмотрел на нее недоуменно.
— И не поду…
— Не умеешь читать? — сочувственно покачала головой Лукреция — более сердобольной старушки во всем свете не сыщешь.
— Да умею я читать!
— Тогда в чем проблема?
— Чем мне, волшебнику, может помочь человеческая медицина? Вы же не предлагаете мне лопухи сушить и в ступках толочь?
Неожиданно даже для себя пожилая дама рассердилась, сквозь личность баронессы пробился голос Ланы, в теле которой она провела большую часть дня.
— И будешь толочь, если понадобится! Ты дурак или прикидываешься? — на грани вопиющей грубости спросила она. — Мне только сегодня эта девочка в гигантских валенках рассказывала, что у вас там произошло с отрубленной рукой. И после этого тебе совесть позволяет отмахиваться от предложенной помощи? Да ты хвататься должен за любую книгу, до которой можешь дотянуться! И обивать пороги людей, которые лекарством занимаются дольше, чем ты живешь на свете!
Весень побледнел до оттенка снега, процедил сквозь зубы несколько слов — которые, к счастью, Лукреция не поняла, потому что титулованная бабушка такой лексике ее не учила, — и немедленно выпрыгнул из саней.
— Ну вы рубанули! — прокомментировал Ждан, глядя в спину удаляющемуся целителю. — Догнать его?
— Да никуда не денется, — абсолютно ровным голосом ответила баронесса. — Лучше покажи его комнату, когда приедем.
— Зачем?
— Как зачем? Книги-то он здесь бросил. Потом жалеть будет, но извиняться не придет из гордости. Если спросит, скажешь, ты положил. На какие только ухищрения не приходится идти, чтобы сделать людям добро.
— Волшебникам.
— Волшебникам-недоучкам в особенности.
Глава 11
СОЛНЦЕВОРОТ
— А что будем делать, если она захочет есть? — поинтересовалась Морошка, заглядывая Весеню через плечо.
Мы проникли к целителю в комнату под предлогом, что хотим посмотреть на малышку. Но лично я скорее руководствовалась желанием узнать судьбу подложенных юному волшебнику книг. Моему взгляду предстала идиллия: ребенок мирно спал, постепенно наливаясь жизненной силой, книги были освобождены от перевязывавшей их бечевки и аккуратно сложены на столе. День прошел не зря!
— Не захочет, пока я ее держу, — с набитым ртом ответил парень, торопливо поглощая пельмени со сметаной из расписной миски, что мы поставили перед ним.
Это я предложила Морошке начать кампанию по откармливанию доходяги, а то пациенты скоро совсем его обглодают. Долго уговаривать девочку не понадобилось, вот только волшебного способа лепить пельмени никто так пока и не придумал. Пришлось справляться в четыре руки, одновременно постигая премудрости северной кухни.
— А мокрые пеленки ты менять умеешь? — на всякий случай спросила я. Возиться с ребенком мне, конечно, некогда, но дельные советы — это как раз по моей части.
— А с тобой я вообще не разговариваю, — зыркнул на меня Весень. — Морош, убери ее. Она все старухе донесла.
Старухе?! Ах ты, поросль зеленая, неблагодарная!
— И что тебе такого страшного эта старуха сделала? — Я скрестила руки бубликом.
— Книги вон всучила. — Весень кивнул на стол.
— Ах ты ж боже мой, какое немыслимое оскорбление! — запричитала я. — И как ты только стерпел? Давай заберу и швырну их к ее бессовестным ногам!
Целитель мгновенно оторвался от пельменей и дернулся в попытке остановить меня.
— Сам отдам. Кыш отсюда!
