— Садись, — велел Анарад, — а ты ступай, только далеко не уходи, — наказал он отроку.
Грошко, приклонив низко голову, отступил вмиг, и его как ветром сдуло, только и слышны торопливые удаляющиеся шаги, что эхом отдаляясь по полупустым углам, ударили в грудь, подняв в Агне еще большую тревогу. Она прошла, не торопясь, не обращая внимания, как похолодели пальцы и нутро сжималось, присела на скамью напротив братьев.
Агна удивилась даже приглашению такому щедрому девке простой — по-ихнему, хоть и жрице будущей: в горницу пригласить и за стол хозяйский посадить, будто ровню. Нет-нет, а мысли беспокойные всколыхнулись — догадались ли? Но нет — откуда?
— Угощайся, — приветливо улыбнулся Вротислав.
На столе чары с медовухой пахучей, лоток со щукой печеной — видно, они уже поутренничали давно и разговаривали о чем-то. Агна подняла глаза на Вротислава, тот продолжал вникать в нее, играючи скользя взглядом по шее, груди, так, что хотелось немедленно прикрыться от взора его горячего. Посмотрела на Анарада да пристыла к скамье. Чего вдруг — сама не поняла, но от того, как гулял в его взгляде какой-то шалый ветерок и, вместе с тем, сосредоточенно были сведены брови, внутри живота жар непонятный всколыхнулся, что Агне совсем не понравилось.
Он, не заподозрив ни о чем, оглядел вскользь, потянулся за чаркой. И не хотелось смотреть на него совсем, но не получалось, взгляд возвращался к нему, пристывая
— понять бы, чем заняты мысли княжича. Да только отрешенность равнодушная его разгоняла в ней холодные волны. И совсем не уместно вспомнила Воймирко — так же иногда сидел он задумчивый, так же сквозил в его взгляде туман шальной.
— Как спалось на новом месте? — ожил Анарад, голос его прозвучал, как из глубин пещеры — холодно и гулко, под самую кожу забрался.
Агна вздрогнула, глянув на княжича — муть в его взоре рассеялась немного, и теперь смотрел с вниманием, хоть и так же прохладно — да ей по-другому и не нужно. Агна вспомнила сон свой запутанный, подбородок выше подняла, не ответила, выдержала его пронзительный взгляд.
— Так и быть, — сощурил он охмеленные неприязнью глаза, — попытаюсь донести суть твоего пребывания здесь, к сожалению, на нашу неудачу.
Агна сжала губы, пропуская через себя его колкость — пусть говорит, что хочет, хоть его слова каждый раз выдавливали воздух из груди, невольно обжигали. Она набрала в грудь воздух, сжимая на коленях складки платья, унимая дрожь.
— Пятнадцать зим назад пропал князь Ворута — мой отец. До недавнего времени я думал, что он мертв. Мне стало известно, что жрец Воймирко что-то знает о том, что случилось здесь много лет назад: кто пытался сжечь княжество — в пожаре погибла и княгиня.
Агна приподняла брови — признать, рассказ его короткий удивил: именно о князе Роудука поведала ей Ерия перед отъездом, а о матери княжича о пожаре — нет. Но чтобы Воймирко был как-то причастен к тому — такого не может быть, он честен с ней, и поведал бы.
— Как я могу вам верить?
— Это правда, — подтвердил Вротислав, будто его слова могут быть только искренни.
— А с чего вы взяли, что Воймирко знает что-то?
Анарад натужно вдохнул, видимо, терпение его быстро источалось.
— Он служит Когану, а они — наши враги, — ответил княжич.
Агна вытянулась, пытаясь уместить все в голове.
— Князь Ворута отказал им в одной просьбе, — продолжил Вротислав, посерьезнев разом, — и те наслали на род осхарцев проклятие. А чтобы от него избавиться, нам нужно найти Воймирко, который был приближен к князю. Он знает многое — Ворута доверял ему. А потом — как сгинул князь — жрец бежал, унеся все тайны с собой.
Агна опустила глаза, раздумывая, а потом подняла на него взор.
— А если все же князь Ворута мертв, и твои попытки найти его напрасны? Дай мне какую-нибудь вещь князя, что носил он у своего тела…
Взгляд Анарада застыл, в нем некоторое время буйство творилось, но вскоре утихло, будто примиряясь с просьбой, что далось ему — видно — с трудом.
— …Я посмотрю, насколько правда то, что тебе твердят, княжич. Ты, верно, одно забываешь — что я все же жрица и волхвовать могу. Мне нужно знать, что ты не обманываешь меня.
Княжич посмотрел на нее, а внутри все на лоскуты рвало — все же опасный у него взгляд и лучше избегать его.
Анарад выпустил чару из рук, протянул к шее, сорвав гривну, покрутил ее между пальцами, раздумывая недолго, протянул девушке.
Приняв его, тяжелое и горячее от тела княжича, Агна попыталась рассеять все мысли ненужные, повертела в руках осторожно, оглаживая подушечками пальцем свитые в жгуты серебряные прутья, натертые до блеска кожей, зажала между ладоней, глаза закрыв и призывая волю и разрешение Богини Судеб Макоши открыть ей и показать, жив ли тот человек, что носил когда-то это украшение.
Сначала Агна ничего не увидела — чужое присутствие мешало изрядно, и мысли княжичей тяжелые путали, но, отгородившись от них наговором простым, она ощутила, как ударила в ладони сила огромная, словно кипящая кровь по жиле потекла напором мощным, обдавая жаром с головы до пят.
Человек, что носил гривну, явно был жив. И не просто жив — бил в нем ключ живородный. Порой такая сила опасной считалась для простых людей. Любая сила
— разрушающая или, напротив, возрождающая — если не владеть ей, вред может нанести. И лучше не подпускать ее близко.
Агна нахмурилась, однако и с ней не все ладно было, будто в места нити узлы тугие
— не хорошо это, удавки означали давление воли чужой не доброй явно. Агна не смогло удержать да получше прощупать все — у нее для этого и не хватит сейчас воли, по витым жгутам вглубь пошла дальше, где в недрах вязких, выдернула она еще одну жилу. Та скрученная вся была: то била ключом свежим, то будто иссушалась вся тонкой делалась, похоже, что тот человек, что когда-то носил эту гривну жив был — это правда, только по всему болен, не принадлежала ему жизнь, в чужих руках она передавлена рукой Марены — смерти холодной.
Только вот такое дело удивительное — сила та, что хранило украшение, Агне знакома хорошо, будто не раз она ее касалась — но ведь того не может быть!
Мысли стали путаться, а силы разом уходить, ладони закололо остро, а сердце затрепыхалось неровно. Агна вздрогнула, глаза открыть поспешила, вдыхая глубоко, возвращаясь в горницу светлую, поторопилась вернуть гривну княжичу. Тот с хмуростью принял, оглядывая девушку по-прежнему прохладным, недоверчивым взглядом.
— Что увидела?
— Жив тот человек, что носил когда-то обруч, только…
— Что? — поторопил с ответом Вротислав.
— Не князь это.
Анарад хмыкнул, разочарование мелькнула в его очах смятением, спросил:
— А кто же по-твоему?
— Не знаю… — честно призналась Агна Воруту она никогда не знала, чтобы настолько близко знать его живу, что хранила в себе гривна.
