И такое бессилие накатило, что губы ее задрожали предательски, и вместе с тем дрожь прокатилась по плечам от осознания близости мужчины, того, что княжич все еще держит ее железной хваткой. Агна ощутила вдруг под своими ладонями бугрящиеся мышцы рук Анарада и запах его тела, пропитанный ароматом вяза — чуть горький и терпкий на вкус: он окутал, дурманя, просачиваясь под самую кожу, крепостью тягучей пробираясь в кровь, разгоняя напором по телу.
И не успела она ничего понять, Анарад, будто ощутив что-то тоже, глаза сузил, поднимая подбородок, будто разглядеть ее внимательней пытался. Его руки сползли ниже — к локтям, а по телу, будто горячие струйки потекли вслед за его движением, их тепло обволокло до дрожи и упоения, скользя по ставшей чувствительной коже. Он притянул Агну к себе почти вплотную, и она не могла препятствовать тому — настолько неведомые до селе чувства завладели ей. В следующий миг — кто бы мог подумать! — навис тучей темной, поймал ее губы, жадно вдавливаясь в них жестко, порывисто, несдержанно. Агна назад отступить попыталась, а из груди вскрик рванулся, который княжич заглушил разом, сковав затылок ладонью, плотнее вжимаясь в губы, сминая и прикусывая, в себя втягивая, дико, необузданно — это даже поцелуем назвать нельзя было, а нападением, против которого Агна проиграла с самого начала, сокрушенная его натиском.
Едва схлынуло ошеломление, как в глубине живота горячая волна всплеснула, обдавая жаром с ног до головы. Анарад вперед качнулся, будто от хмеля крепкого, и когда он, нещадно протолкнув язык в рот, перекрыл судорожные вдохи, Агна ощутила дробящую, разящую мощь его тела, которую уже успела познать. Она вливалась в нее холодными несдерживаемыми потоками, пока голова не пошла кругом, и в глазах не потемнело, и упала бы, если бы княжич до сих пор ее не придерживал, прожигая ладонью поясницу. Агна и сама не поняла, в какой миг стала отвечать на поцелуй, а как опомнилась, сжала вмиг вспотевшие ладони в кулаки, ударила его в каменную грудь, но он только напористей заскользил губами, срывая ее дыхание с губ, сминая неутолимо. Тогда Агна сомкнула зубами мягкую губу княжича. На языке вмиг солоно стало.
— Волчица дикая, — прошептал он глухо, дыхание его горячее прокатилось по влажным губам, растекаясь по лицу.
Агна видела, как стремительно набежала капелька крови на его губе, видела, как грудь вздымалась широко и обрывисто — с него все еще не сошел пыл, а глаза потемнели омутами, так, что она будто в проруб ледяной нырнула, он с новой силой сковал ее, впился в губы еще безумнее.
— …Пусти же, — прошептала Агна в ответ, и голос ее, что писк комариный — слабый и неуверенный.
И в самом ли деле хочет, чтобы пустил — все замутилось, закрутилось. Но как ни странно, просьба ее была услышана. Княжич будто очнулся, как от морока, только в глазах его не гнев, который она ожидала увидеть — буйствовало в нем смятение и даже растерянность. А потом вдруг так же неожиданно, как и набросившись миг назад, выпустил резко, отталкивая прочь от себя вглубь хоромины, оправляясь, дыша рвано, втянул туго через узкие ноздри воздух, попятился назад. Сжал плотно челюсти, глянув остро, прохладно, как и прежде. Оглушенная собственным биением сердца, Агна смотрела на него, а он на нее.
Анарад, первым ожил, развернулся и вышел, дверью грохнув. По другую сторону противно брякнул засов железный.
«Что это?!» — звенела в ушах.
Но как ни злись, пытаясь выкинуть случившееся недоразумение, а губы саднило, и пылали они налившимся жаром, а в животе тугим узлом скрутилось томление, наливая тяжелым огнем все тело, да и воздух вокруг будто вихрился невидимыми потоками, и запах княжича вместе с буйством его неугомонным давил, поднимая в ней новые волны головокружения.
Запер ее все же. Агна, придя в себя, бросилась к двери, плечом толкала — да толку. Только больно ушиблась — резь лопатку полоснула. Тогда Агна кулаками с отчаяния ударила о дубовые доски, задышала надрывно и тяжело, но, сколько ни билась, а ноги и руки отниматься от бессилия стали — не выйти отсюда.
— Грошко! — гаркнул голос Анарада откуда-то снизу, как из глубин колыхнулся. — Принеси ее вещи.
Агну трясло нещадно, и такого гнева она не испытывала еще никогда, хотя не должна допускать до своего сердца губительные чувства, а не получалось — напрасны все эти уроки Воймирко, раз вывести из себя могут так легко. Губы горящие пальцами тронула — возмущение запоздало да хлестнуло через край, да только ничего уже нельзя поделать.
Постепенно буря униматься начала, хотя перед глазами все плыло и гуляли всполохи багряные, по-прежнему сотрясало грудь дыхание рваное и сердце трепыхалось, что рушник на ветру — того гляди сорвется. Никто никогда не поступал с ней так, никто не касался, даже Красен из Ледницы, уж как он ни пытался сорвать поцелуй.
Агна еще долго стояла возле двери, не зная, чего ждет — передумывать княжич явно не собирался. Стихли все звуки, тишина повисла, что в склепе пещерном.
Смахнув с лица выбившиеся из косы пряди, Агна развернулась, оглядывая туманным от пылкой спеси взглядом свое заточение.
Хоромина была просторной, обычной, как и в каждом тереме: лавки по стенам пустые, стол под окнами да сундук, пол — голые доски. И тепла тут меньше, чем внизу — похоже, здесь никто не жил. Агна прошла к окнам: большое заперто ставнями наглухо, волоковые прорубы что были приоткрыты, запуская в хоромину немного света дневного. Агна прошла к крайнему, открыла его шире — прохлада мазнула по нещадно горящим щекам, потекла по коже, успокаивая.
С такой высоты был виден край детинца и люди, что воробьи. А дальше за стенами высокими — серые дали под тяжелым хмурым небом. Засыпала земля, и тепло Хорса мудрого таяло теперь с каждым днем, покроется скоро все ковром белым, скует лед реки, и небо застынет неподвижно — только в стенах и сидеть. Если бы ни княжичи, перезимовали бы они с Ерией еще одну зиму в Ледницах, а теперь что будет дальше, какую соткет для нее Макошь нить — долю иль недолю? Только радостного пока Агна ничего не видела, и затягивается льдом будущее неизвестно на сколько еще дней, седмиц…
Тревожно внутри сделалось, едва Агна коснулась мыслями Воймирко, сердцем потянувшись к нему. Не приведите Боги, если он попадется на пути у этих стервятников — уж в том, что опасны они, Агна убедилась окончательно. И когда ненастье внутри утихло, вспомнила Агна, о чем рассказали ей братья. И как же так вышло, что Коган врагами им стал? Хуже и представить сложно — заслужить немилость у волхвов. Пусть сами разбираются, она ничем им помочь не сможет, как и Воймирко. Но не давало Агне покоя одно — выходит, жрец знал князя из Роудука? Никогда он не заговаривал о том. Хотя с чего должен? Ведь ее его прошлое не должно касаться. Все правильно.
Агна не знала, сколько так простояла у окна, но лицо и нос замерзли, а небо постепенно выцветать и темнеть начало — уходит око по небоскату. Агна обернулась — в заточении ее совсем сумрачно, и радовало одно — печи все же душок жаркий наполнил хоромину. И такая тишина стояла, что казалось, кроме нее в тереме и не было больше никого. Может, о ней и вовсе забыли.
