Воймирко голову поднял, на нее взглянул — глаза весело сверкнули.
— Ничего, тут уже Стрежи недалеко, до избы доберемся, там и передохнем да подкрепимся, потерпи, — поднялся он и, прихватив все под локоть, пошел куда-то в чащу просить хозяина лесов и покровителя своего Велеса защиты да приюта.
Когда совсем скрылся он в зарослях, Агна перевела взгляд на озеро, холодное, даже глаза заслезились. Утро занималось быстро, окрашивая верхушки сосен розовым светом, всполохи золота рождались в глубине его, таяли помалу сизые стылые тени. Постояв так недвижимо и бездумно, Агна ощутила, как холод стал прокрадываться к разгоряченному от безостановочного пути телу, быстро сковывая. Она поежилась, плотнее закутываясь в накидку меховую, ожидая жреца, опасливо скользнув взглядом по берегу дальнему, поздно сознавая, что одна совсем осталась.
Агна ждала недолго, но к тому времени, как послышалось шуршание хвойных ветвей, успела порядком продрогнуть. Сосредоточенный и задумчивый Воймирко подхватил мешок и, оглядев берег, направился вдоль него, осторожно ступая, проверяя палкой каждый следующий шаг. Агна молча следовала за ним, доверяясь. И когда вновь вспоминала нынешнюю ночь и глаза Анарада, и плескавшийся в их глубине блеск и желание, и плохо скрываемую бережность, забывала, что ступает по следу жреца, что сковывал холод, забывала, зачем и куда идет, чего ищет и что хочет. Отголоски желания Анарада все еще прокатывались по телу, будоража вновь и вновь, заставляя думать не о том, что нужно, вызывали какую-то неведомую жажду, теплом собираясь в животе, отяжеляя все тело, заставляя вздрагивать. Это оцепенение не отпускало, а только усиливалось по мере того, как отдалялись они от родных земель. Агна одергивала себя каждый раз, смотрела в затылок Воймирко, на широкие плечи жреца, спину, и о нем думать старалась, вспоминая все то, как с ним ей хорошо было, как приходила на капище, и он встречал ее всегда тепло и ласково. Как ведал ей разное, как так же по лесу бродили вдвоем, а он вот так же шагал да бросал на нее частые взгляды через плечо, от которых внутри все загоралось, и хотелось парить, потому что огонь в них, пламя жарче божьего ока казался, и желание погреться в его лучах разливалось хмелем по телу. Только сейчас почему-то оно не греет совсем, хоть ничего не изменилось с того времени, и рада должна быть без меры, что вновь рядом с ним, а ничего этого не испытывала, тревогу только и дикое, безумное смятение. Тогда он казался ей самим Велесом — сильным, мудрым, надежным, рядом с ним никогда она не чувствовала себя столь растерянной, неуверенной ни в чем. Что же сейчас случилось? Что не так? Как бы ни мучилась, а понять не могла, хоть и все по- прежнему вроде, но естество молчало равнодушно, не отзывалось и сердце. Агна видела перед собой не воина могучего, полного силы, а мужчину, прятавшего что- бегущего куда-то, от кого-то.
В какой-то миг Воймирко остановился, Агна не сразу это заметила, едва не ткнувшись носом в его грудь. Оказалось, что они уже ушли далеко от Ильмы. По- прежнему окружали ровные рыжебокие сосны, посветлело заметно — набирало утро силу.
— Отстаешь, Агни, не так что-то? Грустная ты какая-то, — в голосе его тревога послышалась.
Агна поежилась и взгляда не могла задержать на нем долго, страшась, что тот увидит то, чего она сама не хотела чувствовать в себе.
— Устала просто, — ответила уклончиво, хоть это была и доля правды, только чего уже от себя таить — не в том причина, но признаться, как грызет ее сомнение, изъедая и ядом опаляя — не могла, язык как к небу примерз — не могла и все.
Это все одно, что предать себя, свои чаяния, надежды все, выбор, жизнь, предать Воймирко и разрушить все то, что так долго выстраивала, хранила все эти годы, что защищала и за что боролась. А сомнения пройдут, как только уйдет подальше — все встанет на места, будет как прежде. Нужно только потерпеть. Подождать. Переселить. Устоять. Это все из-за княжича, из-за Анарада. Он стал ее проклятьем, расшатав ее равновесие. Перевернул все с ног на голову. Вторгся в ее жизнь и едва не разрушил ее. Воймирко прав — она должна бежать, чтобы спасти хоть что-то, собрать осколки своей судьбы, что звенели льдом сейчас внутри, больно раня и врезаясь в душу, должна постараться соединить их. Прочь от себя должна гнать его. Прочь! Пока окончательно не поселились в ней чуждые незнакомые ей чувства, чтобы они не пустили корни в ней, дав новые ростки, оплетя колючками. Пока не поздно. Все правильно она сделала, что бежит, Воймирко прав — как всегда. Если не можешь дать бой — беги.
— Ну, хорошо, — мягко улыбнулся Воймирко, выждав немного, присматриваясь лучше, — нам осталось спуститься, внизу Стрежи, селение небольшое в пять изб, но на глаза людям появляться не станем. От деревни неподалеку сторожка есть заброшенная, в ней и передохнем.
Агна кивнула, соглашаясь, проглатывая горечь терзаний, поторопилась за мужчиной, спускаясь осторожно по склону, что уходил круто вниз.
— Осторожно, — придерживал Воймирко, и его руку крепкую Агна ощущала на поясе отчетливо, а он будто и не торопился выпускать ее. Это удивило — никогда не проявлял такого, а может, она просто не замечала?
Агна все-таки попыталась отстраниться, решая сама справиться, только непривычно то было, да зря — оступившись, зацепилась за корешок носком. Агна только охнуть успела, всплеснув руками, как крепкие руки Воймирко обхватили — ухнуть вниз да кулем покатиться не дал. Тогда он уже не отпускал, посмеиваясь над ней беззаботно. Так вдвоем они спустились и, продравшись через ельник, вышли к пролеску, где торчали заснеженные кровли из снега. Потянуло сразу дымом горьковатым и тягучим, залаял где-то вдалеке пес — хорошо, что далеко были от первого двора, не заметны пока ни для кого. Воймирко сразу в сторону увлек, пройдя по самой кромке опушки, вновь в лес нырнули, и вновь перед ними склон крутой, на этот раз уже высоко вверх поднимавшийся. Вскарабкавшись на него, Агна ощутила, как ногу правую тянет и жжет — никак все же вывихнула. Агна поморщилась, когда поняла, что ступать на подвернутую ногу становилось все больнее. От внимания Воймирко, конечно, это не ушло. Помрачнел разом, замолкнув, челюсти сжав.
Утренний свет влился в лес уже в полную силу, тренькали птицы на разный лад, тишину разрывая. Стрежи уже далеко позади, а сторожка все не показывалась. Все острее чувствовалась резь, отдающая куда-то в колено, и сапог будто узкий стал: распухла, видно, ступня — плохо. Продравшись через заросли терна, наконец-таки увидела долгожданную сторожку, совсем старую: ушли глубоко под землю первые венцы брусьев, и крыша покосилась от тяжести снега — того и гляди завалится совсем. Здесь и впрямь никто не бывал, снег нетронутый: ни следов человека, ни зверя. Воймирко тронулся вперед, бороздя снег, дорожку проделывая, Агна, прихрамывая, за ним побрела, оглядываясь. Неужели деревенские совсем сюда не заглядывают, хотя летом должны приходить, те же грибники или травницы — от летнего зноя укрыться, а зимой и в самом деле, чего тут делать в мороз? Агна огляделась лучше — дров поблизости не оказалось, стало быть, и впрямь заброшена. Воймирко створку отпер, та поддалась, жалобно скрипнув да вздрогнув
— того и гляди разломится. Посыпал снег. Воймирко будто спиной его почуял — обернулся, пристально вглядываясь в кружение хлопьев.
