Анарад глянул на Агну, молчаливую и задумчивую. И понял, что не ум его толкал броситься в поисках отца, а сердце в поисках чего-то родного и важного для него. Только он не сразу это осознал.
***
До Акрана добрались, когда сумерки уже опускались на весь, и окоем тонул в сизо- сиреневой мгле, а когда вошли в избу старосты — уставшие, промокшие, замерзшие, но все же живые, Гойяна тут же на стол справила сытную трапезу. Вечеряли все вместе, пока топилась баня. Нужно было подлатать глубокую, но все же не опасную рану, пусть и вылилось много крови, но Анарада, касаясь губами горячего виска Агны, беспокоился за нее сильно — просидеть в яме стылой чуть ли не весь день для здоровья женского куда более опасно, чем какой-то порез пустяковый, который через день уже затянуться может.
После бани зашили рану. Староста посмеивался, рассказывая, как самого себя, после того, как напал медведь на него, пришлось кроить. Он прервал рассказ, когда вошла в предбанник Гойна, растерянная и будто озадаченная чем-то, отозвала мужа, подошла к княжичу, сказав тихо о том, что с Агной — слава берегиням! — обошлось все, но жар все же поднялся к вечеру. Гойна улыбнулась коротко.
— Только не от того, от чего ждешь, княжич.
Анарад смотрел на нее, сопоставляя сказанное, разгадать пытаясь, о чем та хочет ему сказать.
— Дитя она ждет, — подсказала все же.
Анарад застыл, будто вкопанный. Гойна снова улыбнулась и пошла к выходу, оставляя его одного. Княжич некоторое время слушал удары собственного сердца, а потом направился к двери. Он не помнил как дошел до клети, где поселились они с Агной, открыл тихо дверь. Агна расправляя волосы по плечам, расчесывая их неспешно. Вздрогнула, когда Анарад бесшумно приблизился к ней, обвив руками ее тонкую талию, горячо задышал ей в затылок. Грудь будто распирало от этого жара, наполненности, чего-то такого необъятного, что хотелось кричать, оглушая всех. Он зарылся носом в ее еще влажные волосы, вдыхая их цветочный аромат. Грудь Агны поднялась во вдохе, она наклонила голову чуть в сторону, позволяя целовать себя. И Анарад целовал, касаясь губами тонких вен на виске, шее, спускаясь по плечу, приспуская ночную рубашку, оголяя грудь. Ее кожа так пахла, что он разом сделался будто пьяный, глядя, как грудь белая с розовыми вершинками вздымалась рвано. Он ласкал ее жадно, исступленно, изо всех сил сдерживаясь, стараясь быть осторожным.
— Ты уже знаешь? — все же спросила тихо Агна, смущаясь, будто не понимая его молчания и отяжелевшего дыхания.
— Да.
