Поднявшись по сходням, Агна сразу в укрытие свое нырнула, сбросив суму на короб низкий, сняв с себя тяжелую просыревшую в лесу одежду, расстелив шкуры
— ночью холодно будет — легла, укутавшись плотно до самого подбородка. После сытной трапезы веки отяжелели сразу. Она слышала, как поднялись на ладью кмети, как шумели они, переговариваясь о пустяковом, как заплескали весла, и ладья, качнувшись, вновь заскользила вверх по реке. И не заметила Агна, как уснула, разморенная под шкурами.
***
Проснулась княжна ранним утром, спала бы еще, если бы не всплески воды и грохот чего-то тяжелого. Откинув мягкие шкуры и потерев глаза, упираясь взглядом в волоковый полог, что ворошил ветерок, Агна приподнялась, перекидывая растрепавшуюся косу через плечо, села, поводив плечами, разминая спину, отцепила березовый гребень с пояса, распустив косу, принялась раздергивать волосы. Ныне день был ощутимо теплее — это радовало, хотя плыть еще долго. Всплеск воды вновь раздался почти рядом. Агна опустила руки и, пересев к краю пастели осторожно, чтобы не быть никем замеченной, выглянула в щель полога своего убежища, посмотреть, что там происходит. Отодвинув занавес, сразу разглядела спину старшего княжича — Анарада. Обнаженный до пояса, он, подхватив полную кадку воды, резко перевернул, вылив на себя целиком. Агна не раз видела мужское тело — знойным летом деревенские, не стыдясь никого, после труда дневного тяжелого в реку курнались, и смешно было за тем наблюдать — резвились, как дети малые, да только сейчас и не до веселья, Агна засмотрелась, как под гладкой влажной кожей двигаются твердые мышцы спины Анарада, то натягиваются, то бугрятся, сильная шея, широкие плечи, спина плавно суживается к бедрам, и вода, сбегавшая с волос ручейком, прокатываясь вдоль позвоночника, вниз к ямкам поясницы. Встряхнув волосами, сбрасывая остатки воды — ледяной наверняка, княжич сорвал с рейки полотно, на плечо бросил и вдруг будто почуял, что на него глядят тайно — повернул голову. Агна отпрянула от щели, как об огонь обожглась, выронив из рук гребень. Но ничего не последовало, тишина.
«И чего так шарахаться?!» — укорила себя, что даже сердце разошлось, жарко стало. Подняв гребень с пола, Агна продолжила расчесывать волосы, стараясь выбросить все из головы, да долго не выходило.
***
Два дня текли медленно, и казалось — пути конца и края не будет. Холмы лесистые тянулись по берегам нескончаемым хвойным частоколом. Агна старалась выходить из своего укрытия, когда стихало все на ладье, избегая столкновений с княжичами, да совсем без этого не обошлось, благо, Вротислав больше не пытался ее подцепить, хотя бывало что-то подшутит, подмигнет, да на этом и расходились. И уж не знала Агна, на что и думать, что так его сдерживало, уж ее безобидными угрозами юношу не проймешь, конечно. Но — слава Богам! — не трогает, и ладно — больше Агне ничего не нужно было.
Анарада она видела реже, чем его брата. Он большую часть времени на другой стороне ладьи бывал. Задумчивый и молчаливый. Холодный, как каменный идол стоял у кормы. Агна старалась не думать о нем, да взгляд все за его фигуру так и цеплялся, будто назло, и почему — сама то не ведала. Наверное, хотелось заглянуть сквозь молоко тумана, что вокруг него все сгущался плотно, да одним глазком увидеть, что творится внутри него. Хотя умом понимала, что желаний таких не должны рождаться в ней. Да с каждым днем злость ее и досада острая таяли, как неокрепшее перволедье. И это тревожило ее куда больше, чем осознание того, что путь их близится к концу.
Поутру лес вдруг начал редеть, сменяясь березовыми рощицами да ивняками — даже как-то светлее и просторнее стало не только вокруг, но и на душе. Осталась далеко позади Ледницы, о которой думала она часто. Ерия должна уже до земель Збрутича добраться. И вот одна деревня за другой показывались за каждым изгибом русла, да все больше дворов начитывалось в деревеньках этих, сменявшихся длинными холмистыми насыпями — видно, курганов, с которых, пугаясь приближающей ладья, с шумом взмывали в серое небо стаи ворон. По осени птицы собираются тучами.
Агна встрепенулась, до этого разглядывая незнакомые земли, когда мужчины зашумели весело и бодро. Княжна, ведомая их оживлением, различила в мгле туманной высокие зубчатые огородни, тянувшиеся по берегу полосой, а за ним еще одни — более высокие да с башнями серыми грозными, что скалы, город раскрылился едва ли не на все прибрежье, и ясно стало — ошибиться сложно — это и было княжество Роудук.
Глава 3
Анарад войдя в хоромину, бросил на лавку плащ, что по дороге снял с плеч, прошел к столу и, подхватив чару, припал надолго. Сбитень был горький и сухой на вкус, но жажду с дороги утолял. Вротислав сидел в кресле уже без верхней одежды, разморенный духотой, и посмотрел на него с интересом.
— Что-то ты хмурый какой-то. Случилось что?
Анарад, напившись, отставил пустую чарку, подумал немного и налил из крынки еще.
— А чему радоваться?
Вротислав потянулся за орехами, зачерпнул горсть, хотя челядь уже хлопотала на стол накрывать, накормить прибывших княжичей, внося лотки да ендовы со снедью разной. По прибытию князя в стане не оказалось — не вовремя. Переговорить бы с ним нужно было.
— А разве нечему? Пусть не нашли жреца, но не совсем же бесплодным оказался поход. Девка его теперь с нами, — поднес к лицу горсть, высыпав в рот все разом.
Девка… Анарад хмыкнул, поболтав золотисто-мутную жидкость, пить перехотелось. Анарад отставил чару, опустился напротив Вротислава.
Никакого толку с того не было, только спугнули жреца. И будет ли толк с нее? С этой несносной гордячки, возомнившей о себе не весть что! Порой ее хотелось отходить ремнем по одному месту или за борт спустить. Анарад почти пожалел, что потащил ее за собой, только смуту наводила лишний раз среди воинов. Та, какая бы нестерпимая и скверная по нраву не была, а женский подол туманил глаза кметям. Да и назло девка оказалась на лицо смазливой: нос тонкий точеный, будто из березы выструганный, и губы что цветок шиповника розовые, мягкие, глаза сине- серые, как вода речная, волосы вьющиеся блестящие, свитые в тугую с кулак косу русую с медным отливом, и хотелось порой до слепоты и какого-то приступа безумия намотать их на кулак да дернуть побольнее, чтобы прятала их, перед мужскими глазами не хвастала, не выпускала из-под платка. Выводила из себя страшно, как бы он ни старался отрешиться. Но такое буйство находило, когда смотрела свысока, надменно, кровь вскипала в жилах. Он держался подальше от нее намеренно, чтобы не сотворить непоправимое. Вротислав прав — она еще сгодится. И предстоит поговорить, вытрясти ответы, хотя разговаривать с ней у него не было никакого желание. Одно то, как она рванулась от него и пыталась ускользнуть ради этого жреца, бросилась в воду, сумасбродная, вытряхивало его наизнанку. Пусть Вротислав и говорит с ней, у него это — Анарад глянул на брата
— получится лучше. Внутри неприятно свернулось, вспомнив, как Вротислав прохода почти не давал лесной дикарке. Хотя это не должно его трогать — настоял взять ее, вот и пусть теперь сам с ней и разбирается.
