— Ты рассудка хочешь меня лишить? — шепчет сдавленно он.
Я раскрываю губы и обхватываю его ртом, граф выпускает стон, а его пальцы на моем затылки каменеют. Начинаю скользить сначала не глубоко, привыкая чувствуя его солоноватый вкус и твердую упругость. Он обхватывает затылок другой рукой. А я продолжаю ласкать его языком. Через охвативший меня пожар, когда я глубже его принимаю, слышу его обрывистое дыхание и стон. Айелий сотрясает и, отстраняет меня. Опускается прямо на пол на шкуры, обхватив за пояс рывком сажает сверху, так же резко вторгается, погружая каменную плоть. Я задыхаюсь от его бешеного напора, и в то же время плавлюсь в его огненно-горячих руках. И тут сквозь влажную пелену я вижу, как оживает его кожа — тянутся с плеч те самые узоры. Граф — прижимает меня к себе плотнее. Я — охаю и неуклюже падаю ему на грудь.
— Тише пташка, не бойся, — смотри на меня пристально. Мне ничего не остается, как подчиниться, ощущая, как бедра оплетает и скользит что-то колючее. Айелий огладив мои ягодицы, ввел палец внутрь, одновременно проникая плотью в лоно глубже. Я невольно вскрикиваю и сжимаюсь, задыхаюсь, когда, чувствую, как тягучим огнем входит прямо туда стебли ожившего рисунка. Закрываю глаза, от переполнившихся меня чувств, что даже огненные пятна заплясали перед глазами.
— Айе… елий, — шепчу судорожно.
— Тише, расслабься только, — шипит мне в губы.
Я, представляю, как рисуются на моей коже золотистые узоры, снаружи и внутри. Захлебываюсь от новых ощущений. Айелий продолжая вторгаться с обеих сторон яростней, глубже и резче. Все закружилось, я сдавливаю его внутри себя, когда граф в меня излил семя, мы обо не сорвались в пропасть, падая растворяясь в океане блаженства. Обессиленно рухнула на него сотрясаясь.
"Это просто сумасшествие, безумие какое-то"
Прикрываю влажные ресницы, устало раскинувшись на нем. Айелий сглотнул, кадык сухо перекатился в горле. Руки графа забрались под складки платья, обхватили бедра и порывисто огладили.
— Я все решил, — заговорил спустя время он. — Ты останешься тут Урана. Ты не поедешь в Крион. Дожидайся меня тут.
Пальцы мои скользнули по покрывшейся испариной коже груди графа, но сил не хватает поднять головы.
— Завтра я выезжаю, — отрезал он.
Глава 6
Мы лежали разгоряченные и возбужденные в наполненной теплом и тягучим смолистым запахом комнате, сплетенные воедино, дышим судорожно и часто, и никакая сила не сможет теперь разъединить нас.
Урана засыпает прямо в моих руках, такая мягкая бархатная и нежная, как цветок орхидеи. Тревожить ее сон не хочу, играя пальцами с ее пружинистыми локонами. Ее губы мягкие насыщенные рубинового цвета, чуть раскрыты, невыносимо пленили, темные веера ресниц дрожат на щеках в беспокойном сне, легкий румянец проявившийся после жаркого соития, придавали ей какой-то детской нежности — она завораживала своей красотой, опьяняла особенно в последние дни, вынуждала моего внутреннего хищника кидаться на стены и драть когтями душу, требуя соединится с ней в новь и вновь, до скрежета зубов, до помутнения и боли в паху. Дикое сумасшедшее желание обладать ей истязало меня, стоило ей удалится. Оно рубит на части. Если бы только знала какую муку причиняет мне, начиная с того времени, как оказалась в моем поместье под одной крышей. Внутри пожаром впихивает желание сгрести ее в охапку и увезти далеко-далеко, подальше от Араса, от этого проклятого места.
Она спит, дышит так безмятежно и глубоко, а я строю в голове конструкции моих дальнейших планов, которые рушатся к чертовой матери, когда я пытаюсь встроить одну деталь, одно обстоятельство — я обязан четко соблюдать указания своего хозяина.
Стискиваю зубы и сжимаю хрупкое плечо Ураны, она плотнее прижимается ко мне всем телом. Ослушаться приказа герцога, это все одно приговорить себя к смерти. Ко всему едва Арас приблизится к ней, как почует, что она стала моей. И это был тупик, из которого не было выхода.
Я загнал себя в него сам.
Но по-другому я не могу и мне было плевать на все. Это противоестественно моей природе — разлучаться с ней. Это хуже, чем казнь. Если бы я не взял ее, я приговорил бы себя сам к самой жуткой безжалостной пытке и закончилось бы это все мучительной агонией, неутоленной потребности в своей самке. На всю жизнь, между прочим.
Устремил задумчивый взгляд на свисающий обод канделябра. С каждой мыслью, внутри все темнело.
Очнулся, когда почувствовал, что поленья прогорели, и на полу оставаться стало уже холодно. Я осторожно пошевелился, подхватил Урану на руки, такую легкую, почти невесомую, как снежинка, отнес на диван укладывая. Вернулся к камину, быстро разжег его. Взгляд невольно цепляется за рисунок.
В моей жизни хоть было и мало девиц, но те редкие особы, по истине знал толк в плотских удовольствиях. Диар стала последний, а уж она могла доводить своими ласками до крайности. Урана как алмаз в горстке пепла затмевала даже ее своей чистой ослепительной страстью, красотой, нежностью. Искренностью.
Если бы знала, как сводит сума своим запахом, таким ярким насыщенным, что въедался в самую кровь, заставляя ее густить и бешено клокотать в венах.
Я судорожно потянул в себя воздух, теперь наполненный ее ароматом, сладким тягучим.
Оторвал взгляд от рисунка, сжал кулаки, раздражаясь на то, как желание вновь прокатилось по телу, подняло все что можно было поднять.
Нет, она не выдержит такого натиска, она всего лишь девушка и ей нужен отдых. И нужно беречь ее. Закрываю глаза, ощущая на своей плоти прикосновение ее нежных губ, и тут же тряхнул головой отбрасывая несвоевременные воспоминания. Отхожу от камина, подхватываю вещи и быстро одеваюсь, спешу оказаться как можно подальше от нее. В том, что она истинная пара для нее я убедился окончательно, других подтверждений и не нужно, мой огонь, моя сущность признали ее.
Выхожу осторожно прикрывая дверь. Лучшем местом пребывания для меня сейчас было небо, но я не могу здесь обернуться — одно из условий договора с Орденом. Без позволения Араса — не могу. Он сразу почует, своим звериным нюхом это, да и не только он один, но и остальные… Как чувствуя их я.
В голову взбредают самые абсурдные мысли, начиная от того, чтобы заявить Арасу на присвоение себе Ураны, до сумасшедшего порыва — сжигания проклятого договора. Ухмыляюсь самому себе — я не годен сегодня для каких-то здравых мыслей. А от одного представления, что Арас наложит на Урану свои лапы, жестко перекашивает, будто от ударов кнута по открытым ранам.
Выхожу на лоджию и жалею, что не прихватил с собой вина, чтобы притупить эту бурю крайне противоречивых дум, что появились во мне с того мига, как утвердил себя в своей истиной паре. Теперь она источает такую силу, что мне необходимо умерить свой пыл, иначе. Иначе просто сорвусь. Но я не хочу причинять ей вреда. Она еще не привыкла… Стоны Ураны все еще слышались в голове, не заглушал их и шум дождя, падающего с ночного неба серой мглой, такого темного что невидно за много миль ничего вокруг. Но я различал почти каждое деревце, росшие на берегу, изгибы реки пузырящееся от дождя, дальние тянущиеся к самому океану лесистые холмы. И все равно мысли об Урана, сладко спящей сейчас в тепле, под моим крылом, завладевали мной, вынуждал наливаться мышцы силой, отвердевать. Хотелось сорвать одежду и нырнуть в эту холодную стену дождя и освежится. Стискиваю челюсти и прихожу к одному верному и правильному решению — нужно потянуть время. И чтобы герцог ничего не заподозрил, вернуться на Крион как можно быстрее. Один. И я уже твердо знал, что скажу ему.
