— Тебе грустно? — спросила не оборачиваясь, услышав за спиной лёгкие шаги.
— Моё лето подходит к концу, а вместе с ним умру и я. Бабочки не живут осенью, — горько заметил Храбрый и обнял меня за плечи. — Сейчас здесь холодно. Прости.
— Хватит извиняться! Последнее время ты слишком часто это делаешь, но не пытаешься ничего изменить, — хотела убрать его руки, бросить на него гневный взгляд. Но моему седовласому видению было плохо и без того.
— Это единственное, что я могу. Любить и извиняться. Но скоро у меня отнимут возможность испытывать чувства к тебе, и останутся только никому не нужные сожаления.
Сердце сдавило с такой силой, что на глаза навернулись предательские слёзы. Как горько от его признаний, как страшно его потерять.
— Сколько у нас времени, прежде, чем ты умрёшь?
— Не знаю. Умрёт лишь часть меня, и останется жалкая тень. Тёмная и отчаянная. Когда это случится, убей меня, Аня. Ты сильная, справишься. Тебе будет не больно, у тебя теперь есть Он.
Развернулась и с трудом подавила желание тряхнуть его да посильнее. От его жертвенности меня уже начинает подташнивать. Но вместо этого прижалась к тёплой груди, в которой не билось сердце. Он сам был сердцем человека, которого я люблю.
— Я спасу тебя!
— Я буду ждать, Аня. Но не здесь, а за границей этого сна. Возвращайся я уже там, беспомощный и злой. Смотрю, как мы оба погибаем, — он нежно поглаживал большими пальцами мои скулы, провёл по щеке и едва заметно нахмурился. Что там у меня такое? Жуткий шрам от стекла?
— Ты плохо знаешь меня, Храбрый, — привстала на мысочках, обняла его за шею и притянула к себе, радуясь самому сладкому на свете поцелую с привкусом горечи.
В какой-то момент показалось, что я ещё сплю. Моего лица ласково касались, гладили, целовали, и тело странно реагировала на эту нежность. В груди поднималась волна неприятия и даже отвращения, но что-то чужеродное, точно забравшееся мне под кожу, наслаждалось моментом.
— Яннара…
Как лезвием по сердцу. Алекс произносит это имя, словно оно принадлежит божеству, а не противной девушке, экономящей на корме для шиншилл. Как вообще можно было влюбиться в ту напыщенную, избалованную особу, которая на поверку оказалась жестокой садисткой? То, что она сделала с Шорохом и Тео… Слёзы вновь подступили к горлу. Перед глазами всё ещё разворачивался вид ослабшего умирающего зверька, который вдруг превратился в… В кого же он превратился? Почему детали ускользают от меня? Почему всё, что мне сейчас нужно — обнять Алекса, ощутить его тепло, понять, что он настоящий и не грезится мне?
— Я так волновался, — шепчет мой истинный, сплетая наши пальцы.
Открыла глаза и, наконец, огляделась. Светлая чистая комната, распахнутая форточка, в которую врывается свежий воздух и уносит больничные запахи.
— Где я? А что со мной случилось?
— На занятии по физической подготовке ты случайно превратилась в стрижа. Растеряласьне справилась с полётом, очутившись в новом теле, и врезалась в окно. Ты сильно изранилась и потеряла много крови. Но к счастью, запечатлённые идеальны во всём, — Алекс потряс рукой, и на сгибе локтя я увидела небольшой синяк.
— Ты мне отдал свою кровь? — отвращение смешалось с благодарностью, ненависть уступила влечению, и я подалась вперёд, схватила мужчину за плечи и с силой потянула, игнорируя взволнованные предупреждения Алекса о швах на моих руках и подключённой капельнице.
Плевать. Я должна убедиться, что эти чувства реальны, что я реальна.
Поцеловать, выяснить, что Тео был досадной ошибкой, что Аня была ошибкой. Яннара! Вот, кто находится в этой комнате с возлюбленным. Целовать его, пока нас вновь не разлучили, пока не произошло что-то страшное, и одна иномирянка, вместе с шиншиллой и черноглазой мордой не вторглись в нашу идиллию. Гнать прочь эти неправильные мысли, впустить в своё сердце настоящее. Алекс задыхался от нашей внезапной близости, боялся прикоснуться ко мне, осторожно перебирал волосы, снова гладил мою щёку. А я чувствовала под его пальцами, крохотную родинку, которой у меня никогда не было. Которой не было у Ани Кошкиной, но я и не она.
Дверь без стука отворилась, и в комнату вбежали запыхавшиеся одногруппники, а затем смущённо начали отводить взгляды. Что в этом мире остаётся постоянным, так это моя нагота. Алекс загородил меня собой, староста прикрыла Фирраю глаза, а близнецы прыснули от смеха.
— Мы там переживаем за неё, а она уже вовсю развлекается, — качала головой Реджи.
— Я в порядке. Кстати, а сколько я уже в отключке? — натянула на себя простыню, морщась от неприятных ощущений. Даже смотреть на свои шрамы не хочу.
— Мы только что узнали о случившемся. Пара вот-вот закончилась. На профессоре Теобальде лица не было, когда ему доложили. Его сразу вызвали к ректору. Странно, что он тебя не остановил. Ты зачем превратилась? Мы пока не готовы к полётам, — отчитывала меня Ори.
— Случайно вышло. Испугалась на подлёте к земле и обернулась птицей. Думала, справлюсь.
— Ты идёшь с нами? — позвал Фир, которого Ориэт заставила развернуться к стене.
— Мозги включи! На ней живого места нет, — вмешался Рэн. — Пусть отдыхает.
— Нет я пойду. Я хочу. Уже не болит. Подождёте?
— Да, конечно, подождём. Мы только после ужина собирались.
— Я и на ужин пойду. Зверски есть хочу, Алекс, ты с нами? — дёрнула его за рукав. Стоит, как парализованный. Что с ним? В шоке от поцелуя? Так это только начало. Мы же вместе. Мы же влюблены?
— А куда? — запоздало спросил мой истинный.
— В город погулять. Мы решили устроить охоту за парой для… А кто из наших услышал зов? — Боже, я словно вечность с ними уже учусь. Всё кажется таким правильным и естественным.
— Это секрет, — подмигнула Ори. — Он просил не сдавать его раньше времени.
— Ха, стыдится запечатления. Как это знакомо, — хмыкнул Фиррай. — Я месяц скрывал ото всех свой новый статус. Боялся изгоем стать.
— Конечно, я пойду. Разве могу отпустить тебя одну в таком состоянии, — Алекс нежно сжал моё плечо.
— Вообще-то, не одну. Мы бы приглядели, — обиделся мой сосед по парте.
— Не дуйся. Ты в такой ситуации свою пару тоже бы не отпустил, — пнула его в ребро Реджи. — Тогда увидимся в обеденном зале, займём вам столик.
Помахала своим друзьям на прощанье и приманила Алекса ближе:
— На чём мы остановились?
Пьянящее чувство. Как можно считать запечатление проклятьем? Это больше чем любовь, больше, чем жизнь, больше чем я.
Мягкость и жар его губ на моих губах. Его дыхание, смешанное с моим, прикосновения, ласковый смешливый шёпот и… стук костяшек пальцев по дверному косяку.
— Простите, было не заперто.
А вот теперь мне стало мучительно стыдно. Потому что сейчас на пороге стоял Тео. А я резко отпрянула от Алекса. Прижала ладонь к припухшим от поцелуя губы, суетливо приглаживала взлохмаченные волосы. Да он и не смотрит, старательно отводит взгляд, ищет куда положить мои аккуратно сложенные вещи.
