– Ковбойские сапоги? Так вот почему ты не отдала мне их сразу. Ты знала, что я ни в жизнь такие не надену.
Мика улыбнулась.
– Ну, сейчас тебе выбирать не приходится. Так что засунь свою гордость подальше и сходи переоденься, иначе мы останемся тут на всю ночь.
Она всегда знала, что мне сказать. Гордость. Это слово всегда брало меня за живое. Я прохромала к переднему сиденью ее машины, переоделась в футболку и натянула сапоги. В отражении в зеркале заднего вида я увидела свое измученное лицо. Кое-как расчесала волосы пальцами и стерла размазанную тушь под глазами. Наконец вернулась к зоне приема и присоединилась к остальным. Ну, хотя бы дождь закончился.
– Милота! – заявила Мика, собиравшая со столов оставленные тарелки.
Эндрю поднял голову, и я ткнула в него пальцем.
– Не смей, – сказала я.
– Что? – спросил он. – Я ни слова не сказал.
– У тебя все слова на лбу написаны.
Нога все еще болела, но сейчас ей хотя бы уже ничто не угрожало. Весь следующий час я хромала между столов, в основном собирая прозрачные камушки, и про себя клялась, что никогда больше не стану использовать их для оформления ваз, если этого можно будет избежать.
От того, что я постоянно нагибалась, у меня болела спина. Я встала и потянулась, параллельно прикидывая, что еще осталось сделать.
Мика стояла рядом с тем, что осталось от уничтоженного свадебного торта.
– Это же не твой отец испек, да, Эндрю? – спросила она. Эндрю бросил очередную салфетку в общую кучу.
– Нет. Он не печет свадебные торты. Думаю, этот торт сделали в местной кондитерской.
Мика кивнула. Эндрю поднял кусок торта и засунул его в рот. Лицо у него скривилось.
– Что? – спросила я. – Дождевая вода – неважная приправа?
– Почему вы не стали устанавливать шатры? – спросил Эндрю. – Была же тридцатипроцентная вероятность дождя. – Судя по его тону, он держал всех нас за полных идиотов.
– Потому что невеста хотела избежать этого любой ценой. Она терпеть не может шатры, – пояснила я.
– Ах да, я и забыл. Клиент всегда знает лучше.
– По большей части, все получилось неплохо, – сказала Мика. – Свадьба удалась на славу.
– На троечку, – пожал плечами Эндрю. – Я на многих свадьбах побывал. Эта вполне обычная.
Мика схватила огромный кусок торта и метнула ему в лицо. Торт попал Эндрю в щеку, соскользнул и влажно шлепнулся на землю. Я поджала губы, изо всех сил стараясь не расхохотаться.
Эндрю медленно повернулся к Мике; на лице его застыла гремучая смесь ярости и веселья.
– За что? – спросил он.
– За то, что ты сноб, – ответила Мика.
На этот раз Эндрю сам схватил кусок торта. Мика взвизгнула и, рванувшись в сторону Лэнса, который только что вышел из дома, спряталась за его спиной. Лэнс непонимающе заозирался по сторонам; Эндрю пронесся мимо него и влепил свой кусок торта прямо Мике в лицо под звуки ее истерического хохота.
– Это не моя битва, – объявил Лэнс.
Мика надула щеки и вытерла лицо об его рубашку.
– Мика! – Лэнс пытался оттолкнуть ее, но Мика продолжала.
– Отвратительный крем, – выдала она.
На этот раз я все-таки не выдержала и расхохоталась. Эндрю, Мика и Лэнс обернулись в мою сторону, и я тотчас поняла, что мне уже не спастись.
– Нет! – заорала я. – Я ничего не сделала! И я ранена! Я не могу бежать! – Я спешно заковыляла в стороны парковки.
Эндрю догнал меня первым. Он подхватил меня сзади за талию, и я отчаянно заболтала ногами в воздухе. Потом нас догнали Мика и Лэнс, и я получила свою порцию торта прямо в лицо.
– Не круто! – Я стерла крем с лица рукой. Лэнс и Мика устроили небольшую тортовую дуэль, гоняясь друг за другом между столами.
– Пусти, – сказала я.
– Опусти ноги, – сказал мне в ухо Эндрю.
– О. Точно. – Я поставила ноги на землю, и он отпустил меня.
В следующий момент зажужжал чей-то телефон. Эндрю достал из кармана мобильник и провел пальцем по экрану. Я снова заметила, что он непроизвольно стиснул зубы – как в тот раз.
– Кто тебе пишет? – спросила Мика, подходя ближе. Она, должно быть, не заметила, что он не рад новому сообщению. Эндрю заставил себя улыбнуться.
– Просто моя мама, – ответил он.
Его мама. Я смутно припоминала слова Эндрю: его мама ушла из семьи, когда карьера его отца подошла к концу или что-то вроде того. Тогда я подумала, что она вовсе перестала выходить на связь и исчезла из его жизни, но, видимо, была неправа.
– Передавай ей привет от нас, – радостно ответила Мика.
Я переводила взгляд то на Эндрю, то на Мику. Она знала его лучше, чем я. Может быть, Эндрю помирился с мамой или в принципе никогда с ней не ссорился. Может быть, злость в его глазах мне только померещилась. В конце концов, он же улыбался.
Эндрю встретился со мной взглядом, как будто молчаливо спрашивал, не хочу ли я чего-нибудь добавить, будто ждал, что я скажу что-то и тем самым позволю ему снять маску фальшивой улыбки. Я вспомнила тот разговор в фургоне, когда он признался, что ему тяжело заводить друзей, впускать людей в свою жизнь, раскрывать им душу. Он боялся сближаться с кем-то, потому что постоянно переезжал из города в город. Он не мог остаться. Такая у него была жизнь. И не мне было вмешиваться в то, как он обычно с этим справлялся.
– Ага, – сказала я. – Передавай привет маме.
С неизменной, преувеличенно радостной улыбкой он уставился в телефон и начал набирать сообщение.
Теперь все было официально. Я по-прежнему вела себя, как сволочь. Что же такого было в Эндрю, что все самое худшее во мне вылезало наружу?
Глава 18
День независимости
Городское барбекю
ГВОЗДИКА
Цветок с ярким ароматом и уникальной формой, заработавший себе дурную славу как самый популярный выбор всех скряг мира. Дарить кому-то гвоздики – все равно что нарвать одуванчиков на обочине дороги. Но самим гвоздикам неважно, какая у них репутация. Эти маленькие упрямые цветочки очень выносливые. Долгих лет цветения гвоздикам!
Кончики пальцев окрасились разными оттенками синего и красного. Всю прошлую ночь я потратила на то, чтобы покрасить белые гвоздики пищевыми красителями. Процесс был не особенно сложный: подрезать стебли под водой, потом добавить краситель. Цветы легко напитывались краской, и цветные кончики лепестков выглядели очень эффектно. Потом связать вместе несколько красных, синих и белых гвоздик – и вуаля! Мгновенный американский патриотизм.
– Тут вот это считается озером? – спросил Эндрю, подсаживаясь ко мне за столом, на котором я устроила небольшую лавку. – В нем водятся аллигаторы? – добавил он, неумело изобразив южный акцент.
