– Я пойду направо, – сказала Мика. – Напишу тебе, если найду его.
Мы с Эндрю повернули налево.
– В этом лабиринте есть какая-нибудь платформа, на которую можно забраться, чтобы попытаться сориентироваться? – спросил он, озираясь вокруг.
Я махнула рукой в сторону деревянной палубы, возвышающейся в центре лабиринта, очень далеко от нас.
– Окей, попробуем добраться туда.
Я кивнула. В горле стоял ком, и говорить было слишком тяжело.
– Ты ведь понимаешь, что с ним все будет хорошо? – спросил Эндрю. – Он где-то здесь. И здесь есть другие люди. В конечном итоге он найдет выход.
Я снова кивнула, чувствуя, как меня разрывает на части миллион эмоций. Мы добежали до очередной развилки.
– Я пойду налево, – сказала я, собираясь двигаться дальше. В этот момент Эндрю вдруг взял меня за руку и сгреб в охапку, крепко обняв.
– Софи, мне так жаль, – сказал он. – Что мой отец так обошелся с тобой, и что Мика тебе столько всего наговорила, и что твоя мама себя так ведет. И что твой младший брат сейчас, наверное, ужасно расстроен. Прости, мне так жаль.
После его слов стало особенно очевидно: вечерок, конечно, выдался неприятный.
– Это не твоя вина. – Я вдруг почувствовала какое-то оцепенение. – Мне нужно искать брата. – Я отстранилась. – Мне просто нужно найти брата. – Шатаясь, я пошла по левой тропинке. Эндрю не последовал за мной, что меня очень обрадовало.
Шагать по темному лабиринту в окружении высоких ростков кукурузы, в полном одиночестве, было странно; мой мозг начал прокручивать абсолютно каждое мое слово, каждое мое действие за последние… семнадцать лет. Неужели Мика была права? У меня действительно были предубеждения насчет всех и каждого в нашем городе? Из-за этого ли испортились наши отношения с мамой? Было ли это настолько неправильно – хотеть перемен, мечтать о большем? Моя мама подала на стипендию от моего имени, и я ее получила. Было ли это глупо – даже не обдумать этот вариант?
– Это все потому, что она не верит в твой успех, Софи, – пробормотала я себе под нос. Я была уверена, что тут-то точно ничего не додумала.
Я готова была признать только одно: я действительно никогда не давала местным парням и шанса. И Мика была права: дело было в том, что я хотела двигаться дальше. Что же касается самого города, какой бы он ни был крошечный, к нему я, казалось, всегда относилась справедливо. Я участвовала во всех местных традициях и событиях, сколько себя помнила. Конечно, сейчас мне за это еще и платили, но так было не всегда.
Из-за угла послышался какой-то шум.
– Ганнар? – позвала я. Из-за поворота выскочили мальчишки Картеры и пронеслись мимо меня с громким хохотом. – Вы не видели Ганнара? – крикнула я им вслед. Они не ответили.
Я вздохнула и продолжила путь.
Мой мозг отказывался отключаться. Мика тоже была далеко не идеальная. Она явно копила в себе все эти мысли обо мне годами, не говоря об этом ни слова. Она не должна была использовать решения моего отца против меня. Она не должна была держаться за эти обвинения с такой яростью, как будто это были ее проблемы. Она не могла переживать из-за моего отца сильнее, чем я. По щеке побежала слеза, и я быстро смахнула ее.
Мы с Микой были в ссоре, причем в серьезной. И я понятия не имела, как мне исправить эту ситуацию.
Передо мной возникла очередная развилка, и я снова повернула налево. Интересно, если я продолжу брать влево, то просто сделаю большой круг или все-таки выйду на другую тропу, не ту, по которой пошел Эндрю?
– Ганнар! – снова заорала я.
Тишина.
Мой телефон вдруг завибрировал, и я схватила трубку, не разбираясь, кто звонит.
– Ты его нашла?
– Что случилось? – Звонила моя мама.
– Ганнар убежал в лабиринт один, потому что Джетт наорал на него, когда он сбил фритюрницу.
На другом конце провода воцарилась тишина. Она тянулась так долго, что я отняла телефон он уха, чтобы посмотреть, не прервалась ли связь. Но звонок еще продолжался.
– Это произошло случайно, мам. Не злись на него. Я найду его, и ты заберешь его домой.
– Джетт Харт наорал на Ганнара? – Ее голос был холоден, как лед.
– Да, – тихо ответила я.
– Ох и врежу я ему за это, – сказала она.
– Серьезно? – Она собиралась наорать на Джетта Харта?
– А почему нет? Я же защищаю тебя, когда люди на рынке обзывают тебя странной.
Погодите, что?
– Что? – спросила я.
– Я хочу сказать, что заступаюсь за своих детей. И я выскажу Джетту Харту, что я о нем думаю.
– Мамуля, нет. Все нормально. Эндрю с ним поговорил, и я тоже… Алло? – Я снова опустила телефон. Она повесила трубку. Я прикусила губу, глядя на черный экран.
Я встала на цыпочки, пытаясь разглядеть платформу посреди лабиринта, но увидела только кукурузные заросли. Из-за угла снова показалась группка смеющихся детей.
– Кто-нибудь видел Ганнара? – спросила я у них.
– Не-а, – ответил кто-то; они двинулись дальше. Я пошла своей дорогой, пробираясь к центру лабиринта в надежде найти обзорную площадку.
– Соф! – раздался голос.
Я прокрутилась вокруг своей оси, но рядом никого не было.
– Тут, наверху!
Я подняла голову. Эндрю стоял, возвышаясь над лабиринтом, – видимо, на той самой платформе, которую я не видела. Деревянная конструкция находилась ровно на уровне зарослей.
– Ты видишь Ганнара оттуда? – крикнула я ему.
Он помотал головой. Я хотела подняться и посмотреть сама, но до платформы была еще как минимум пара рядов.
– Как к тебе добраться? – закричала я.
Он присмотрелся.
– Иди прямо. Примерно посередине тропы сверни направо. Потом снова сверни направо на развилке, и там будет лестница. Я пойду навстречу.
– Нет, оставайся там, вдруг я потеряюсь! – крикнула я, но было уже поздно: он исчез с платформы.
Я следовала его указаниям – по крайней мере, так мне казалось. Но я никак не могла отыскать тот проход справа от меня, о котором он говорил. Моя тропа уходила влево. Может быть, он не понял, в каком ряду я стою. Я шла дальше, потом повернула направо, как только смогла. Когда прошло десять минут, а ступеньки все еще не появились, я поняла, что заблудилась.
Я написала ему: Возвращайся к платформе. Я заблудилась.
Как тебя угораздило? Там было буквально три шага.
Может, ты не умеешь давать инструкции.
Умею.
Что-то непохоже.
Телефон снова зажужжал, и от неожиданности я вздрогнула. Звонила снова моя мама.
