Ожившим кошмаром твоим я у цели стою
Я меч, занесённый над миром самою судьбой
Не смей шевельнуться, не смей — ты стоишь на краю
Я спас тебе жизнь, но сегодня пришёл за тобой…
(Тэм Гренхил «Нильфгаардец»)
Локация 1. Старые враги
Мелкие крупицы снега падали на промерзшую за ночь дорогу и тут же уносились прочь, подхватываемые порывами ветра. Лужи, подернутые тонкой корочкой льда, хрустели под ногами. Темные тучи маячили над верхушками деревьев, окружавших разбитый за лето тракт.
Земля под ногой осыпалась, мужчина недовольно поморщился и плотнее надвинул капюшон добротного черного плаща на лоб. Уже целый час он брел по дороге, ведя в поводу внезапно охромевшего гнедого. Одет мужчина был как бывалый путешественник, которых сейчас немного встречалось на дорогах: поздняя осень — не слишком приятное время для путешествий. То затяжные дожди разобьют дорогу, то мороз, то ветер, вот и предпочитают все дождаться, пока снег устойчиво ляжет, чтобы ехать по раскатанному насту. Да и светлее намного, когда снег лежит. Лишь что-то действительно важное могло заставить путника выехать в межсезонье.
Сейчас дорога была пуста. Чахлые березки и редкие оголенные кусты, криво росшие на обочине, выглядели слишком сиротливо. Где-то в глубине темного леса, стоявшего неподалеку от тракта, каркнул ворон, и вновь наступила тишина, нарушаемая лишь звуками шагов да прерывистым дыханием лошади.
Серый дымок над деревьями и горьковато-кислый запах дров, горящих в печи, заставил путника приободриться и зашагать побыстрее. Чутье не подвело его: за крутым изгибом дороги, в лощинке, показалась небольшая деревушка, домов на десять, не более. Дома были старые, но аккуратные. Темные бревна стен потрескались от времени, на крышах торф порос мхом, и создавалось впечатление, что они покрыты зеленым бархатом. Во многих дворах темнели перекопанные в ожидании снега грядки. Местные с удивлением рассматривали пришлого безумца, решившегося на путешествие в такую погоду. Тот прошел прямиком к дому старосты, по традиции стоящему в центре деревни. Дом был хороший, крепкий, с резными ставнями и коньком на крыше в виде петушка. Заметив это, путник усмехнулся и едва заметно покачал головой: ох уж эта столичная мода, вроде бы и сошла на нет, а в таких селах до сих пор считается признаком богатства. Плотные занавески на окнах слегка подрагивали, будто кто-то притаился за ними, разглядывая незнакомца. Невысокий забор огораживал недавно выметенный двор, по которому важно ходило с десяток кур. Скатанное сено под крышей амбара свидетельствовало о наличии коровы и, возможно, лошади. Двое батраков, парни лет восемнадцати-двадцати, коловшие дрова, прервали работу и, опершись на топоры, в открытую глазели на подходящего незнакомца.
— День добрый, — поздоровался он, останавливаясь у калитки.
— Добрый, коли не шутишь, — откликнулся один из батраков, что покрепче и наверняка постарше, — с чем пожаловал?
— Хозяин дома?
Парень еще раз оглядел пришельца, понял, что самому выпытывать что-либо бесполезно, и пожал плечами:
— Сейчас кликну. Сем, душегрейку надень, а то застудишься, придется тогда к ведьме идти.
— А я и не против, — беззлобно откликнулся второй парень с соломенными лохматыми вихрами, торчавшими во все стороны, словно воронье гнездо, — Ты и сам-то к ней бегаешь почем зря.
— Вот еще, — оскорбился первый, хотя его щеки полыхнули предательским румянцем, — нужно больно!
— Больно не больно, нужно не нужно, а ведь бегаешь, то палец, то ухо… — Семен увернулся от подзатыльника и отскочил на безопасное расстояние.
— А ну, прекратите, бездельники! — староста, плотный мужичок лет под пятьдесят, напоминавший крепкий гриб-боровик, показался на крыльце. Наверняка сидел у окна, подпитывая свое любопытство. — Щас как батьке вашему скажу, всыпет он вам по первое число!
Парни заухмылялись, прекрасно понимая тщетность угроз. Скорее всего, староста говорил по привычке.
— С чем пожаловали, господин…?
Незнакомец проигнорировал заминку старосты, явно не собираясь называть свое имя:
— Да вот, хотел напроситься обогреться, и парни сказали, ведьма у вас есть.
— Есть, как же не быть-то! — староста гордо выпятил грудь: с наличием даже самой бездарной ведьмы деревня автоматически приобретала статус села, — А что случилось? Заболел кто-то аль что?
— Конь захромал, — путник кивнул на понуро стоящего гнедого, — Мне ехать дальше надо. Дело срочное задержек не терпит.
— Ну, это она вмиг поправит, толковая она у нас! Да вы заходите, что стоять у калитки.
Мужчина коротко кивнул и, передав коня батракам, прошел в пахнущие теплом и свежим хлебом сени. Комната в доме была светлая, большая, по традиции разделенная печкой на две половины, жилую и гостевую. Путник огляделся: деревянные, выскобленные добела, полы, резная, с любовью сделанная, мебель — стол и несколько лавок, наверняка либо сам староста, либо кто-то из сельчан делал, сундук, обитый железом, у окна. Он снял плащ и положил рядом с собой на лавку.
Староста с уважением посмотрел на дорожный костюм из хорошо выделанной черной кожи и высокие сапоги, наверняка заговоренные от сырости и непогоды. Блеснувшая под воротом куртки тонкая вязь стальных колец подтвердила состоятельность незваного гостя: такие эльфийские кольчуги, очень легкие и одновременно очень прочные, специального плетения, могли позволить себе лишь очень богатые люди. Занавеска, висевшая за печкой, отодвинулась, оттуда высунулась слегка растрепанная девичья головка. При виде незнакомца, девушка ойкнула, ткань стремительно слетела на свое место, тут же в жилой половине раздались торопливые шаги и шорох ткани.
— Марфа, хватит наряжаться, подь суды! — окрикнул дочь староста. Девушка выпорхнула из своего укрытия. Невысокая, кругленькая, она напомнила путнику аппетитную булочку, которую с утра всегда выставляли на продажу в пекарне неподалеку от его дома в столице.
— Да, папенька? — девушка старательно тупила взор, бросая быстрые кокетливые взгляды на незнакомца. А тот, по мнению девушки, был весьма хорош собой: еще не старый, но уже давно не юнец, высокий, поджарый. Темные, почти черные, волосы, достаточно коротко стриженные по бокам, длинная челка неровными прядями падала на высокий лоб, золотистые с зелеными искорками, будто у соседского кота, глаза ярко блестели из-под густых темных бровей. Осмелев, Марфа посмотрела ему в глаза и невольно обомлела, поежившись под пристальным взглядом, что у твоего жреца на исповеди — хочешь, не хочешь, а во всех грехах признаешься. Незнакомец усмехнулся, совершенно точно поняв её реакцию, и лениво отвел взгляд, делая вид, что осматривает комнату.
— На стол накрой, видишь, гость у нас! — одернул девушку отец, — Простите, господин, она молодая еще. Жена уж год, как к богам ушла. Вот и живем с дочерью.
