Вся его ярость перешла в шторм желания, когда он раздвинул ее ноги и опустил голову. Найдя языком припухший клитор, он умелыми движениями довел ее до оргазма.
Все еще пребывая в забытьи, Кэти смутно почувствовала, как он приподнял ее бедра.
Его мощный пенис оказался прижат к ее лону. Голод и мука отразились на его лице, когда их взгляды встретились.
— Ты действительно этого хочешь?
— О да, — прошептала Кэти.
Джаред погрузился в нее одним сильным движением, и через несколько секунд, вместе с криком освобождения, она почувствовала внутри его семя.
Она лежала, лаская пальцами его волосы, слушая, как колотится его сердце. Наконец его пульс замедлился, и их сердца зазвучали в унисон.
Джаред приподнялся на локте.
— Ты как, в порядке? — спросил он, проводя пальцем по ее щеке. — Я не сделал тебе больно?
Кэти все еще чувствовала его внутри себя, ощущала легкую боль от поспешности их любви и жжение на внутренней поверхности бедер от его небритых щек.
Но разве это боль? Пускай у нее не было опыта, но и слишком изнеженной Кэти никогда не была.
Заставив себя оторваться от нее, Джаред встал и поднял с пола боксеры.
— Опять без презерватива, — сказал он, не смея посмотреть ей в глаза.
Более того, он сделал это намеренно. Теперь Джаред уже не мог себе в этом не признаться. Безумное желание ввести в нее свое семя, поставить на ней свое клеймо преследовало его с того момента, как он ушел от нее в аэропорту Кеннеди. Или когда он увидел ее на дороге к Сорренто.
А может, и еще раньше.
— Теперь я пью таблетки, — ответила Кэти.
Джаред почувствовал облегчение и в то же время разочарование. Но потом она добавила:
— Я не хотела, чтобы нас что-то разделяло, если нам когда-нибудь опять случится заниматься любовью.
— Черт, Кэтрин… — Джаред растерянно потер руками лицо. — Что мне с тобой делать?
Он был ошеломлен. Его восхищали ее искренность и великодушие. Он был груб и не контролировал себя, а она все это приняла и сумела получить удовольствие. И в то же время он знал, что украл ее невинность, воспользовавшись ситуацией.
Он недостоин ее. И теперь он должен был все рассказать. Явить все грязные детали своего прошлого. Дать ей понять, как она в нем ошиблась.
Но сначала ему нужно было выпить пива.
Оставив Кэти в постели, Джаред направился на кухню. Там он достал из холодильника бутылку и прижался к ней лбом, надеясь, что холодный конденсат остудит горячую кожу.
На лестнице раздались шаги. Он так и знал, что Кэти последует за ним. В одном ее мизинце было больше смелости, чем во всем его большом теле.
Он открыл бутылку и сделал долгий глоток.
Может быть, он одержим ею? Может, поэтому продолжаются его ночные кошмары?
Он приехал в Вермонт, чтобы избавиться от них. Но место было слишком тихим. Слишком уединенным. Тяжелая физическая работа, которую он задал себе, — заменить крышу на сарае и заготовить достаточно дров, чтобы пережить ядерный холокост, — не смогли уменьшить его сексуальный и эмоциональный голод.
Джаред всегда был самодостаточен. И не думал, что одинок, потому что был настроен никогда ни в ком не нуждаться.
Но после нескольких дней с Кэти на вилле, и единственной ночи, которую они провели вместе, ей удалось проникнуть ему под кожу. Она захватила его в плен. Не только своим телом, но и своей полной противоречий индивидуальностью — этой пьянящей смесью бесшабашности и уязвимости, невинности и отваги.
Джаред сделал еще один длинный глоток, но холодная влага не смогла смягчить пересохшее горло.
— Почему ты хочешь быть со мной, когда ты совсем меня не знаешь? — спросил он.
Кэти улыбнулась:
— Я знаю тебя. Мы во многом похожи. Мы так долго убегали от своих чувств, что вообще забыли, как это — чувствовать. Как доверять — не только другим, но и самим себе. Я хочу перестать. Перестать убегать.
Джаред понуро опустил голову.
— Я не такой, как ты думаешь, — сказал он, заставляя себя ответить на вопрос, который, как он знал, будет следующим — и которого он уже не мог избежать. — Я не тот человек, каким ты меня видишь. Я творил такие вещи… со мной творили такие вещи… короче, это сделало меня таким, что для определенного рода человеческих отношений я просто не гожусь.
То, как он овладел ею, — теперь уже дважды… Разве у нее должны были остаться хоть какие-то сомнения? Неконтролируемые животные инстинкты, отчаянная потребность отметить ее как свою собственность происходили от страха, который он не мог преодолеть.
Страха, что он заслужил быть потерянным в этой темноте навсегда.
— Что случилось с тобой, Джаред? — тихо спросила Кэти. — Ты можешь мне рассказать? Сделай это, пожалуйста.
Он бессильно уронил подбородок на грудь — унылый кивок, который она едва смогла вынести.
— Когда я был еще ребенком, — начал он монотонно, словно рассказывая историю, случившуюся с кем-то другим, — нас было только двое — я и моя мама. Мы жили в маленькой квартирке в Бруклине. Нам едва удавалось сводить концы с концами, но я этого не знал, поскольку мама всегда заботилась обо мне, и у меня было все, что нужно. Но потом она сошлась с одним парнем. Его звали Бэннон. Он был букмекером. Сначала все было хорошо. Он мне нравился. Я всегда хотел, чтобы у меня был кто-то, с кем я мог поиграть в мяч.
Он сделал резкое движение плечами, и на его коже блеснули капли пота, несмотря на работающий кондиционер.
— Однажды я увидел, как он ее бьет, но сумел убедить себя, что это была ее вина. Он говорил, что ему не нравится, когда она с кем-то флиртует. Мне было десять лет, и я ничего не понимал во взрослых отношениях. Было легче винить ее, чем признать, что мой герой, которым я восторгался, просто чудовище. Со временем ему удалось преодолеть свою ревность. Видимо, с его помощью мама подсела на наркотики и превратилась в тень той женщины, которой она была когда-то. Вероятно, он обучил ее и другому ремеслу. И вот однажды, вскоре после моего одиннадцатого дня рождения, о котором мама тогда забыла, Бэннон пообещал, что возьмет меня на праздник Янки. Я был счастлив. Он купил мне хот-дог и бейсболку. Мы смотрели игру. Я никогда раньше не был на стадионе, и мне все было интересно. Но когда игра закончилась и мы спустились в сабвей, чтобы вернуться домой, то почему-то сели не на тот поезд. Мы вышли на станции, которую я не знал. «От твоей матери уже никакой пользы, — сказал Бэннон, — но ты мог бы достать денег для нас обоих. У тебя приятная внешность. И ты довольно маленький для своего возраста. Я знаю парней, которые заплатили бы хорошие деньги за такой лакомый кусочек». Меня вырвало хот-догом. Даже в свои одиннадцать я знал, что это означало.
Кэти зажала рукой рот. Джаред продолжал говорить, а ее сердце разрывалось от невыносимой боли за маленького мальчика, которым он был когда-то.
