— Ищите объездные пути. Используйте автобусы. Остановка прямо перед моим домом! — простер руку в сторону окна Сапсанов.
— Так автобусы-то тоже в пробках стоят! — возразила я. — И не только они. Маршрутки, такси — весь транспорт там! Сами сейчас на работу поедете, все увидите.
— Как же мне вам объяснить… — покачал головой Сапсанов.
— Войти в положение, — посоветовала я. — Понять. По-человечески отнестись к такому моменту. Вы же деловой человек, Игорь Дмитриевич, и подписали сотни договоров. В каждом оговариваются действия на случай форс-мажорных обстоятельств.
— Опоздание — это не форс-мажор, Женя. Это разгильдяйство и безответственность.
Я поняла, что не знаю, как разговаривать с этим человеком. Встречались мне подобные клиенты. Вынь да положь им то, чего нет в природе.
Я решила ему не отвечать. Не переубедишь же. Тем более я зашла к нему не в самый подходящий момент. Может, что-то важное делал, забыл, что меня попросил зайти, а я его спугнула.
Стараясь не привлекать его внимания, я стала осматривать его кабинет, не меняя позиции.
В поле моего зрения был его письменный стол, окно слева от него и находящийся справа огромный белый шкаф-купе. Все было в порядке, взгляд ни за что не зацепился. Ни приоткрытой двери или плохо задвинутого ящика, ни отвернутого края ковра или опрокинутого кресла я не увидела — кабинет Сапсанова был примером образцового порядка.
— Повезете Ксению ко второму уроку, — приказал Сапсанов. — Свободны.
— Надо поговорить, Игорь Дмитриевич.
И я решительно опустилась на диван.
Сапсанов уставился на меня так, словно я предложила ему опрокинуть по рюмашке.
— Речь о вашей дочери, — добавила я. — Времени до начала второго урока предостаточно. И доехать успеем.
Игорь Дмитриевич сделал нетерпеливый жест рукой: мол, давай уже быстрее, выкладывай.
— Ваша дочь на днях пережила тяжелое потрясение, — начала я. — С последствиями справиться далеко не каждому взрослому под силу.
— Мы уже говорили об этом, — прервал меня Сапсанов. — Школа отвлечет ее.
— Вы уверены?
— Абсолютно, — отрезал он. — А что, у нее проблемы?
— Думаю, что не все так просто, как может показаться, Игорь Дмитриевич.
И я рассказала ему о том, что его дочь вообще не разговаривает со мной, а если это и происходит, то только с моей подачи. Была ли она такой замкнутой раньше? Вряд ли. Я говорила о том, что по утрам она выглядит очень нездорово. Рассказала ему и о том, что пару раз случайно замечала следы слез на ее лице, и не после уроков, а до их начала. Я старалась как можно аккуратнее донести до него единственную мысль, в правильности которой была уверена, — его ребенку нужна помощь, и к школе это не имеет отношения.
— Вы можете быть уверены в том, что уроки ее отвлекут, но это вряд ли произойдет, пока она не восстановит свое душевное равновесие, — говорила я ему. — Многие взрослые берут тайм-аут, если в их жизни что-то случается, не всех спасает работа. А школа для Ксении — это как раз работа. И даже если вы правы в том, что через какое-то время она вновь станет обычным подростком, то есть и еще кое-что, чем я хочу с вами поделиться. Ваша дочь не хочет посещать занятия не потому, что у нее проблемы с уроками, а потому, что ей там трудно находиться по другой причине.
— По какой, интересно? — нехотя поинтересовался Сапсанов.
— Скорее всего, ее там что-то мучает. Может, к ней изменилось отношение. Я не знаю, — призналась я. — Она не рассказывает. Но что-то не так. Не хотите с ней поговорить?
Сапсанов подошел к шкафу, открыл его. Я увидела, как много вещей находится внутри.
На полках стояли многочисленные папки, лежали какие-то штуки, издалека напоминающие запчасти. Рядом было отделение для верхней одежды, в нем на перекладине располагались плечики с пиджаками. В один из них Сапсанов и нарядился.
— Спасибо, — повернулся он ко мне, задвинув дверь шкафа. — Спасибо за заботу о моей дочери. Я вас понял, я вас услышал. Обещаю подумать над этим. Мы закончили? Если вы настаиваете, — сказал он, подходя ко мне, — то я побеседую с ней. А сегодня, — он быстро посмотрел на наручные часы, — так уж и быть, оставайтесь с ней дома. Или отвезите ее куда-нибудь. Куда — придумайте сами. Развейтесь, отвлекитесь, устройте шопинг. Что это я, в самом деле…
Он улыбнулся и сделал приглашающий жест в сторону двери. Я вышла и на негнущихся ногах пошла в сторону комнаты Ксении. Но как только Сапсанов скрылся из глаз, развернулась и направилась на кухню.
Иза, закатав рукава, чистила картошку. Она стояла около большой раковины, в которую тонкой струйкой лилась из крана вода. Очистив очередную картофелину, Иза ополаскивала ее и запускала в свободное плавание в огромную, наполненную водой кастрюлю, к другим картофелинам. Я стояла поодаль, ждала, пока закипит вода в чайнике, и машинально наблюдала за механическими действиями кухарки.
— Игорь Дмитриевич подарил нам сегодня выходной, — поделилась я.
— Значит, Ксюха сегодня дома, — резюмировала Иза. — Что ж. Пусть. Я вообще не понимаю, чего он ее не отправил куда-нибудь на море. После такого — и сразу за учебу. Совсем, что ли, рехнулся?
— Он отец, ему виднее.
— Отец… — проворчала Иза. — Деспот он и тиран.
Я не стала отвечать. Развивать тему не хотелось, да и времени не было.
Вода в чайнике закипела. Я заварила в кружке чай и пошла в комнату к дочери Игоря Дмитриевича Сапсанова.
Она лежала на кровати лицом к стене. Я поставила кружку на край стола.
— Ксюш, — позвала я. — Чай, если захочешь, вот. Твой папа уехал, а нам разрешил сегодня вообще ни о чем не думать.
— Так и сказал? — не поворачиваясь, спросила Ксения.
— Ну, примерно, — я села на подоконник. — И в школу, говорит, сегодня можете не ходить.
— Зато завтра все опять пойдет по кругу, — глухо ответила Ксения.
— Ну, не факт, — попробовала я успокоить ее. — Надо дожить. Но сегодня мы свою свободу отвоевали. Так что, если есть желание, можем прогуляться.
— Не хочу.
— Хорошо, — не стала настаивать я. — Я вообще могу тебя оставить одну, но можно один вопрос?
— Какой?
— Что происходит с тобой, девочка? О чем ты хотела поговорить?
Ксения, не вставая, посмотрела на меня через плечо.
— Вы ни при чем, — произнесла она. — Вы ничего не знаете.
— Допустим, — опустилась я на край кровати. — Не хочешь поделиться? Потому что видеть тебя в таком состоянии — то еще удовольствие. Твой папа внимания на это обращать не хочет.
На краю стола дымилась кружка с чаем. Ксения даже не смотрела в ее сторону. Она села, поджав под себя ноги. Изучающе стала меня рассматривать.
