– Большие деньги он получил?
– Большие. Почти семьдесят тысяч. Подкараулили и… Изрезали всего, изверги. – Тамара Ивановна отвернулась, вытерла глаза, вздохнула.
– И что, никаких подозреваемых?
– Может, и был кто на подозрении. Меня долго расспрашивали, кто да что. О деньгах многие знали, все, кто с ним в рейсе был, бухгалтер… Да вся база, считай, знала. А кто… – Она махнула рукой.
– Тамара Ивановна, а незадолго до гибели мужа не интересовался ли им кто-то из старых друзей, к примеру? Может, приходил кто?
– Такого не помню. Я от него ни о каких старых друзьях не слышала. Он ведь сюда из Воронежа приехал.
– Давно?
– Так года два назад и приехал. Устроился на базу, моя подруга там работала диспетчером. У нее и познакомились.
– К кому он сюда приехал? – спросила я. – У него здесь родственники были?
– Никого у него не было, он ведь приютский. Мать вроде еще жива, но он о ней говорил неохотно, пьяница она. А здесь вроде дружок был, они вместе работали, к нему и подался. Он в Воронеже с женщиной одной жил, у той муж в тюрьме срок отбывал за убийство. Вернулся и начал нервы мотать. А женщина та все никак ни на что решиться не могла, мужа ей вроде жалко было, ребенок у них. В общем, Гене все это надоело, и он уехал.
– А не мог этот самый муж…
– Да он к тому времени, как Гена погиб, уже опять сидел, непутевый. Гена здесь сначала квартиру снимал, хоть она ему и без особой надобности, он же все время в рейсах. А потом, когда мы познакомились, ко мне переехал. Зарабатывал он хорошо, и человек хороший. Только зажили как люди, и вот… Такая уж, видно, судьба.
– Значит, никто его не навещал?
Женщина задумалась.
– Постойте, постойте… А ведь точно, кто-то о нем расспрашивал. Гена мне говорил. Вроде кто-то из дальнобойщиков из Воронежа заезжал. Что-то с машиной у них случилось, вот и заехали на базу, она ведь как раз на объездной дороге, возле старого моста. Интересовались, как он тут. Но Гена тогда в рейсе был и потом все гадал, кто приезжал. Решили, кому надо, тот объявится.
– А никаких фотографий эти его знакомые случайно не показывали?
– Фотографии? Да Гена вообще фотографироваться не любил. На памятник пришлось фотографию из паспорта увеличивать. И паспорт сменил только потому, что после аварии его на фотографии не узнавали.
– Подождите, – насторожилась я. – Какая авария?
– Он в аварию попал, еще в Воронеже, здорово покалечился. Ребра были сломаны, и лицо все разбито.
– После аварии его лицо так изменилось, что пришлось менять фотографию в паспорте? – еще не веря, спросила я.
– Ну да, ему несколько операций делали. Не скажу, что совсем другое лицо стало, но и не очень похож.
– А прежних фотографий у вас не осталось?
– Я же говорю, не любил он фотографироваться.
– Откуда же вы знаете, что не похож?
– Так Гена сказал. А что такое?
– Это может быть важным. Когда произошла та авария?
– Вроде бы за два года до того, как он сюда приехал.
– Какой рост у вашего мужа?
– Метр восемьдесят четыре. Носил пятьдесят четвертый размер. А что?
– Какие-нибудь особые приметы на теле?
– Да нет… никаких.
Перед уходом от Тамары Ивановны я сумела-таки переснять фотографию Прибыткова, не привлекая внимания женщины.
Теперь мне требовалось кое-что обдумать, а еще лучше – обсудить с Ковалевым. Но, наверное, я чересчур увлеклась своими мыслями, поэтому все, что произошло потом, явилось для меня полной неожиданностью.
Я свернула в узкий переулок с односторонним движением, и тут буквально под колеса моей машины бросился парень. В первое мгновение я даже не поняла, что произошло. Дико заорала и нажала на тормоз. К счастью, скорость была небольшая, машина сразу замерла, а я рискнула приоткрыть глаза. Потом распахнула дверь с намерением взглянуть, что там с парнем, и опасаясь самого худшего, но тут дверь со стороны пассажира распахнулась, и в салон прыгнул недавний потерпевший.
– Сматываемся, – буркнул он.
Я не спеша захлопнула свою дверь и повернулась к парню:
– Цел?
– Как видишь. Давай поскорее отсюда.
– Руки, ноги на месте, претензии есть?
– Нет у меня претензий.
– Тогда выметайся, – сказала я убежденно.
– Слушай, за мной увязались настоящие психи. В наших общих интересах свалить отсюда побыстрее.
– Значит, это от них ты бежал сломя голову? – усмехнулась я, трогаясь с места.
– Ты не могла бы ехать побыстрее? – глядя в заднее стекло, поморщился он.
– Не вижу повода особенно ускоряться. Где твои друзья? Я вообще никого не вижу.
– Главное, чтобы они меня не увидели, – вздохнул он с облегчением, устраиваясь с удобствами. – Пожалуйста, побыстрее. Чем скорее мы свалим отсюда, тем лучше. Если они увидят тачку, найти ее по номеру…
Я свернула на проспект и притормозила.
– Ты что, спятила? – рассердился парень.
– Я – нет. Если у тебя проблемы, разбирайся с ними сам. У меня своих полно.
В первый момент, когда он внезапно возник перед капотом моей машины, парень показался мне очень молодым, я думала, ему лет семнадцать-восемнадцать. Но теперь, имея возможность рассмотреть «потерпевшего» как следует, я поняла, что ошиблась. Он был моим ровесником, а может, и старше. Выше среднего роста, худощавый, в нем чувствовалась сила и одновременно необыкновенная грациозность. Он даже под колеса умудрился попасть весьма элегантно, точно исполнял замысловатый танец. Очень темные блестящие волосы тонкими спиральками падали на плечи; джинсы, толстая рубашка в клетку, больше напоминавшая куртку, и бейсболка придавали ему мальчишеский вид. Его физиономия вполне могла украсить какой-нибудь журнал. Яркие глаза василькового цвета, смуглая кожа и улыбка под стать физиономии очень бы славно смотрелись на глянцевой обложке. Правда, улыбку парня слегка портило отсутствие одного зуба, вверху справа. Парень сунул язык в образовавшуюся щель, вздохнул с видом мученика и произнес:
– Вот уроды.
– Согласна. Будь добр, поторопись, – напомнила я и перегнулась, чтобы открыть дверь с его стороны.
Он плюхнулся на меня сверху и зашептал:
– Тихо, тихо, вот они!
Выждав полминуты, я зашевелилась, а он выпрямился и снова заговорил:
– Ух, вроде пронесло. Давай сматываться отсюда.
– Повторяю специально для тупых и плохо слышащих: выметайся.
– Не можешь же ты…
– Еще как могу! – перебила я.
