– Ты забыла, кто теперь занимается этим делом?
– Помню. Я провожу журналистское расследование, ты в свой отпуск меня сопровождаешь из глубоко личных побуждений: влюблен и находиться вдали от меня физически не способен. И мы, как честные граждане, обо всем случайно нарытом тут же сообщаем в милицию. Какие к нам могут быть претензии?
– Что-то ты очень разговорилась, – буркнул участковый, с опаской присаживаясь на диван.
– Нервничаю, – покаялась я. – Вот что. Придется здесь еще раз все как следует осмотреть.
– Что – все? – хмыкнул он, но с намеком на панику.
– Все! Каждую бумажку, каждую надпись. Она должна была мне что-то оставить. Непременно должна.
– Не дури. По-твоему, она знала, что ее убьют? Тогда почему в милицию не отправилась? Следственная группа прочесала здесь все вдоль и поперек. И если было хоть что-то…
– Они могли не понять, что это послание.
– А ты, конечно, поймешь.
– Буду стараться. Так, начинаем. Твой шкаф, мой стол, твоя левая часть комнаты, моя правая. И перестань ворчать. Саке надо отрабатывать.
– А что искать-то?
– Понятия не имею. Все, что покажется интересным, странным или подозрительным.
– Странным… Да тут вся квартира ни на что не похожа. – Он подошел к стене и ткнул пальцем в надпись «Я знаю, кто ты», повторенную раз двадцать. – Вот это самое интересное. Ты как считаешь?
– Она знала своего убийцу. Эта мысль первой приходит в голову.
– Черт знает, что она имела в виду, – пожал он плечами.
Мы исправно перерыли шкаф, книжные полки, стол, осмотрели стены сверху донизу. Голова пухла от Светкиных глупостей, а толку не было никакого. Приходилось признать: мы только зря теряем время. Заварили кофе, передохнули. Ковалев смотрел на меня зверем, но терпел. От пыли я принялась чихать и уже готова была смириться с поражением. Встала посреди комнаты и сказала громко:
– Эй, помоги мне! Если ты слышишь, помоги мне!
Алексей Дмитриевич замер на диване, в лице недоумение пополам с беспокойством. Должно быть, решил, что я спятила. Я закрыла глаза и ждала. Терпеливо, сосредоточенно.
– Помоги мне, черт возьми…
Когда я открыла глаза, взгляд уперся в надпись: «Все дороги ведут наверх, к кладбищу. Пройди за мной мой путь, если хочешь вернуться». Еще в первый свой визит сюда я обратила внимание на эти строки. Но теперь, читая их, почувствовала холодок вдоль спины, и тут же точно кто-то шепнул мне в ухо: «Есть».
– В городе имеется кладбище, которое называли бы Верхним? – спросила я, повернувшись к Ковалеву. Вопрос риторический, это мой город, а Алексей Дмитриевич человек приезжий. Но он ответил:
– Ты сегодня была рядом с ним.
– Старое кладбище?
– Угу. Верхнее, или Старое.
– А почему Верхнее? Нижнее где?
– Нижнее за железкой, возле Никольской церкви.
– Нет там никакого кладбища.
– Точно. Там теперь парк. А раньше было, году в шестидесятом. Когда построили Клуб железнодорожников, его снесли. Тебя тогда в помине не было.
– Откуда знаешь? – спросила я с подозрением.
– В школу ходил побеседовать с ребятишками, попал на урок краеведения. Очень интересно.
– Участковый, тебе цены нет! – с чувством сказала я.
– Зачем тебе кладбище?
– Пока не знаю. Но внутренний голос рекомендует взглянуть.
– Я бы прежде съездил в общагу и на базу, показал фотографию нашего упыря. Вдруг это он мужичками интересовался?
– Гениально! – кивнула я. – Я тоже об этом подумала, но ты опередил. Однако на кладбище все равно стоит взглянуть.
Сначала мы отправились на базу, где работал погибший дальнобойщик. На сей раз я осталась сидеть в машине, а Ковалев пошел беседовать с людьми. Отсутствовал долго, но ничем не порадовал. Никто Авдотьева ранее здесь не видел. В общежитии то же самое. На приятеля Петрова, который его разыскивал, по словам соседа, он совершенно не похож. Тот был здоровяком и моложе.
– Остается кладбище, – загрустила я.
– Что там делать в это время? – все-таки разозлился Алексей Дмитриевич.
– Прогуляемся. Поговорим с людьми.
– С какими?
– Ну, откуда я знаю? Кого встретим, с тем и поговорим.
Мы оставили машину возле приюта. Асфальтовые дорожки разделяли кладбище на четыре части. Мы прошли сначала по одной, потом по другой. Тишина под вековыми деревьями завораживала, Ковалев успокоился, шаркал себе рядом и больше не спрашивал, зачем мы здесь. Я рассматривала таблички на памятниках и вроде бы чего-то ждала. Возможно, какого-то знака, но не отказалась бы от стрелки с надписью: «Разгадка там». Ковалев наверняка решил, что я продолжаю бродить здесь из упрямства, а я в самом деле чего-то ждала.
Асфальтовая дорожка оборвалась, от нее расходилось несколько тропинок, петлявших между заржавевших оград. Впереди кирпичная стена, до половины скрытая зарослями боярышника, а в стене пролом, который, как видно, был здесь уже давно. К нему вела хорошо утоптанная тропинка. Я направилась туда. Тропа вывела нас к гаражам. На пригорке, возле костерка, сидели три мужичка и ужинали. Их социальный статус был очевиден: бомжи. Заметив нас, они с полминуты разглядывали, как мы двигаем по тропе, затем вернулись к ужину, потеряв к нам всякий интерес.
– Девушка! – все-таки не удержался и подал голос тот, что сидел лицом ко мне. – Подайте, ради Христа, на хлебушек!
Я направилась к ним. Не знаю, что их потрясло больше: пятьдесят рублей, которые я дала просившему, или то, что я на корточках устроилась по соседству.
– Приятного аппетита, – сказала я. Ковалев хмурил брови рядом и молчал. – Я из газеты, журналистка. Газеты читаете?
– А как же, – серьезно ответил мужик.
– Тогда должны понимать, что помочь журналисту в его работе ваш первейший долг и обязанность.
– А чего надо-то? – забеспокоились мужики.
– Вы наверняка знаете о проблемах кладбища… – с умным видом продолжила я. – Здесь захоронения еще с девятнадцатого века, памятники ветшают, деревья погибают и в любой момент могут рухнуть на головы прохожих.
– Нет здесь никаких прохожих, – обиделся мужик. – На Пасху придут пять человек… В том конце, где есть новые могилы, еще люди ходят, а здесь все крапивой зарастает. Даже бомжи не живут.
– А чего так?
Мужики переглянулись.
– А так, – подумав, ответил бомж и отвернулся.
Ковалев пристроился рядом с ним на перевернутом ящике и задушевно спросил:
– Привидений боятся?
– Ага, тут такие привидения… – хмыкнул первый, а Ковалев тут же вцепился:
