– Совсем что ли, блин? У меня, блин, в ухе, блин, застреляло!
– Говорю же, голос, – скромно пожала плечами Аня.
– «Блин» тоже черное слово, – заметила Даша. – И «бляха». Нам отец Владимир говорил. Кто черными словами ругается, от тех уходят здоровье и счастье.
– Ну да уж, – не поверил Тимофей. – А как без «блина»? Да у меня ни батя, ни дядья, ни братья без «блина» и подлежащее со сказуемым не склеят.
– Пусть вместо «блина» говорят «мяу», – посоветовала Аня.
Тимофей захохотал так, что закашлялся, и опять плюнул шелуху от семечек на траву.
– Прикинь, вся семья мявкать начнет… Да тут соседи на помощь сбегутся, скорую вызовут…
– А вот отец Владимир никогда не выражается.
– Он батюшкой работает, ему все и так всё сами несут. А у простого народа жизнь тяжелая.
– Кто ему что несет? – удивилась Даша. – У него и картошка своя, и молоко, и пчелы… Всё своё, всё сами… А ведь городские, между прочим…
Помолчали.
– С моим голосом вообще все время какая-то путаница получается, – пожаловалась Аня. – Например, однажды я вышла из «Макдака» со стаканчиком горячего шоколада. Погода была такая хорошая, шоколад такой вкусный, а Питер такой красивый, что я запела от радости. И какой-то дурацкий дядька кинул мне в стаканчик десять рублей. Значит, мало того что шоколад уже пить нельзя, он еще мне куртку обрызгал плюс настроение испортил.
– Он тебе помочь решил, – объяснила Даша. – Думал, ты за деньги поешь, от бедности.
– Да, не привыкли как-то люди, что можно от радости петь…
Опять помолчали.
Вдруг в доме напротив что-то звякнуло, стукнуло, хлопнуло, и сердитый женский голос сказал громко:
– Знаешь, дружок, не для того мы ехали в такую даль и снимали дом в деревне, чтобы ты играл в компьютер! Немедленно иди и дружись с друзьями!
Следом из калитки вылетел, словно его наподдали, как мячик, человек лет одиннадцати. Он молча смотрел на Аню, Дашу и Тимофея, а они на него.
– Что висушились? – вдруг сердито спросил он. – То есть это… Что вицарапались? Нет… Что викарабкались?
– Вытаращились? – подсказала Даша.
– Да! – с облегчением вздохнул он. – Спасибо!
– Пацан, ты что, нерусский? – спросил Тимофей.
– Я рюсский! – обиделся тот. – Я Филипп Денисович Устинофф! Ми рюсские люди!
– Не кипятись, земеля, – сказал Тимофей. – Садись, перетрем.
Филиппу дали семечек. Аня и Даша показывали, как их надо чистить. А Филипп рассказывал, что его мама лучше всех училась в институте в Питере и ее послали учиться во Францию, а там она познакомилась с его папой, который уже работал, и как они поженились и всё хотели поехать обратно в Россию, но то у папы появлялась хорошая работа, которую было жалко бросать, то у мамы, то родился он, Филипп, и так они жили в городе Лимаж-Сюр-Лё-Визаж и дотянули до того, что ему уже одиннадцать лет, а он плохо говорит по-русски, и мама с папой сердятся на него и друг на друга и вот решили отправить его на пол-лета в русскую деревню, чтобы он тренировался говорить по-русски и чувствовал себя русским человеком.
– Натренируем, не бойся, – пообещал Тимофей. – Что такое «блин» знаешь? Или «бляха»?
Даша легонько стукнула Тимофея по затылку, а Филипп сказал, с ударениями на последние слоги:
– Конечно! «Блин» и «бляха-муха» – это когда что-то упало или сломалось или вообще деньги кончились.
Тимофей и Филипп пожали друг другу руки.
Солнце садилось. Пахло свежескошенной травой и вкусным дымом из бани. На озере кто-то купался и визжал от удовольствия. На опушке (в деревне не было Дома культуры, и собрания или танцы устраивали на опушке леса) уже начиналась дискотека. Издалека музыка казалась красивой, как всё вокруг.
– Ань, спой? – попросила Даша.
– Только не сильно, – уточнил Тимофей.
Аня запела что-то тихое и задумчивое. Пока в ответ никто не залаял.
Было хорошо.
И тут из-за поворота на велосипедах вырулили Оля и папа.
– Ничего себе деревня! Вот так глушь! Да это оперный театр какой-то! – восхитился папа. – А как у вас с котятами? А то у нас лишние. Пять экземпляров.
– У моей бабушки однажды шестнадцать котят было, – похвасталась Даша. – Я, такая, приезжаю на каникулы, а тут шестнадцать котят… Мамочки… Это примерно все равно что три младших брата или сестры, которые не ходят в детский сад…
– Шестнадцать котят и одна девочка! – вслух представила себе Оля.
– Мон дьё! – сказал Филипп.
– Классное название для книжки, – решил папа. – Надо только найти подходящего писателя.
– Такую книжку не каждый напишет, – согласилась Аня.
– С котятами все к отцу Владимиру обращаются, – посоветовала Даша. – И с щенками тоже. Он их паломникам втюхивает.
– Паломники, это у кого что-то поломано? – спросила Оля.
– Паломники – это люди, которые путешествуют по святым или историческим местам, – сказал папа. – А тут поблизости знаменитый древний монастырь. И церковь в нашей деревне тоже знаменитая, поэтому сюда часто приезжают верующие и просто люди, которым интересна старина.
– Знаменитая церковь, – кивнул Тимофей. – Елизаветинское барокко, вторая половина восемнадцатого века, жемчужина Верхневолжья, – и смачно выплюнул шелуху от семечек.
– Не деревня, а клуб любителей прекрасного, – рассмеялся папа. – Ну, принимайте в клуб Олю и дядю Митю. У нас с собой вступительные взносы в виде конфет. А в церковь в другой раз поедем.
4
Тетя Алина с собачкой Жаклин приехали погостить. Тетя Алина – мамина подруга. И бабушка ее просто обожает, говорит: «Алиночка – умница, знает, чего хочет, и своего добьется». Бабушка хвалит тетю Алину, что она не вышла замуж рано, как мама Оли, а ждет принца и обязательно дождется. Так-то тетя Алина хорошая, только похожа на кого-то противного то ли из мульта, то ли из компьютерной игры. Когда Оля видит тетю Алину, ей хочется поскорее тетю Алину или выключить, или вообще ликвидировать и поскорее перейти на другой уровень. С Жаклин, собачкой тети Алины, тоже что-то непонятное. Оля обожает собак, даже таких мелких, как Жаклин. Но Жаклин все-таки тоже немножко противная, похожая на какую-то муху на ножках и в джинсовом костюме. Да, на Жаклин надет джинсовый костюм, а на голове хвостик собран резинкой со стразами. У нее целый чемодан нарядов. И есть своя страничка на фейсбуке.
