После обеда Никола спит на чердаке, где сушатся травы, а мама загорает на плоской крыше сарая – специально приделана лесенка, на крыше зонтик и шезлонг…
Вечером пьют чай из самовара на маленькой терраске.
– Ну и сколько у тебя здесь соток? – в очередной раз спрашивает мама, недовольно оглядывая сад, не огороженный никаким забором.
– А тебе сколько надо? Сколько глаза видят, все мое.
Утром мама еще раз объясняет, где лежат резиновые сапоги, лекарства и тушенка, машет рукой озеру и уезжает в Москву. Никола и дядька остаются одни на целых три недели. Ни у кого нет такого дядьки. Он любую дохлую железяку может оживить – вон толпятся у дальнего сарая убитые с виду мотоциклы, автомобиль-амфибия, старенькая «двушечка», мотоблок… И все на ходу – садись и поезжай. Да что машины! Дядька и собаку полудохлую оживил – год назад отбил у алкашей в райцентре хромого щенка, просто насовал алкашам по чайнику и забрал щена себе, вылечил, подкормил, теперь полюбуйтесь, каков Жан-Жак – зверюга, смотреть страшно, голосина, как у чудища, а видит дядьку, пищит от счастья тоненько, норовит руку лизнуть. Нет, на каникулы – только к дядьке. Какое на фиг море, когда есть огромное озеро!.. Лодка! Старые машины! А земля, попадавшая «под раздачу» во всех войнах начиная с пятнадцатого века, начиненная тайнами, старыми боеприпасами и сокровищами…
Есть у дядьки еще одно развлечение, которого Никола не может понять.
Это обычно по четвергам.
На старом «Урале» без номеров, захватив мешок с сухими травами, Никола с дядькой выбираются по трясучим грунтовкам и песчанкам на «повёртку» – выезд на трассу, на федеральную магистраль. Там у обочины сидят «собиратели» – местные с грибами и ягодами. Дядька и Никола тоже устраиваются, застилают газеткой деревянный ящик и раскладывают на нем пучки сушеной травы. Дачники и горожане, кому лень сходить в лес, покупают ягоды, грибы и соленья.
Но вот показываются автобусы с паломницами, много автобусов с утра до вечера в четверг – знаменитый (даже в учебнике истории про него написано) монастырь находится неподалеку.
– Травы луговые, лекарственные, экологически чистые, – говорит дядька, когда паломницы, женщины в длинных юбках и платках, выходят из автобуса за покупками.
Дядька, загорелый, в бандане, с темными от работы на земле руками, на старом, заляпанном грязью «Урале» без номеров, – село селом, колхоз «Красный лапоть». Ни за что не скажешь, что он работал в Германии и в Америке в научных лабораториях и говорит по-английски и по-немецки не хуже, чем по-русски, а уж алгебру с физикой объясняет лучше всякого учителя. Никола в линялой бейсболке козырьком назад и в камуфляжных штанах совсем деревенский пацан, из глуши, так и хочется дать ему конфетку, подарить иконку, не брать десять рублей сдачи…
– Ах какой запах, какой запах… Сколько стоят ваши травы?
– А сколько не жалко…
Это какая-то игра, тайна, как будто они разведчики или шпионы. Следят за паломницами. Николе кажется, что дядька кого-то ищет или ждет, хочет найти, разглядеть в толпе женщин, одетых в длинные юбки. Хочет встретить кого-то, поймать, застукать. Поэтому он так цепко и быстро глядит в лица женщинам в платках. Но никого не встречает, и к вечеру они заворачивают пучки трав в газету и усаживаются в автобус, чтобы ехать обратно.
Хочется знать, зачем все это нужно, кого они выслеживают, но как-то не спрашивается, не поворачивается язык…
Прошлым летом Никола спросил:
– А от чего помогают эти травы?
– Это каждая сама для себя придумает, – ответил дядька. – Уж это они умеют, придумывать. Не бойся, не отравятся…
Наподдал жестянку из-под пива и прибавил насмешливо:
– Они живучие, курятина… Куркума…
Никола и не думал, что у человека с веселым насмешливым голосом может быть такое грустное лицо.
Родословная
К приходу гостей мы решили навести наконец чистоту и порядок и долго вылавливали муху из молока в мисочке нашей кошки Фроси. Бабушка говорит, что еду выбрасывать нехорошо. Ничего не разрешает выбрасывать. Поэтому мы все доедаем, но сначала нюхаем. Если кто-то из нашей семьи не может самостоятельно определить, годится в пищу этот позеленевший кусок сыра или бульон на дне кастрюли, он зовет остальных, и все нюхают по очереди. Иногда спорят. Тогда бабушка проводит голосование. Ее голос решающий, плюс она голосует и за дедушку тоже.
Мы живем вшестером: бабушка, папа с мамой, Катя со своим Даней и я. Меня родили специально, чтобы улучшить жилищные условия, – думали, что будет мальчик и тогда на разнополых детей государство даст квартиру, где больше метров, оно же доброе; но родилась я, девочка, и нам ничего не дали. Все, конечно, немного подрасстроились и стали жить дальше.
У нас тесно, но весело. Мы хорошие. Бабушка еще молодая. Мы все молодые. У нас принято рано жениться и размножаться. Катя и Даня тоже поженились, как только Катиному Дане исполнилось восемнадцать. Только дедушка попросил их подождать размножаться – сказал, что он еще недостаточно крепко стоит на ногах, чтобы стать прадедушкой. Раньше у нас был дедушка. Нас даже хотели снимать в какой-то передаче про дружные семьи, но тут дедушка отжёг! Решил разводиться с бабушкой. Мы все вообще чуть не упали.
– Леночка, – сказал он бабушке. – Мы прожили долгую и прекрасную жизнь, спасибо тебе за всё, но любая самая прекрасная жизнь лет через сорок обязательно превращается в прокисший маразм, а любой прокисший маразм должен закончиться не в связи со смертью одного из участников этого маразма, а все-таки чуть пораньше.
Дедушка передал бабушке свой голос на случай определения съедобности завалявшихся в холодильнике остатков еды и ушел.
– Наиграешься, приползешь, – пригрозила тогда бабушка, продала старые красивые ложки и стала ходить то к каким-то колдунам, то в церковь к батюшкам. Но дедушка все равно не приползал, а постил на фейсбуке красивые фотографии из своих путешествий. Тогда бабушка отфрендила его и от злости похудела на двадцать килограммов. За ней стали ухаживать хозяин магазина шаговой доступности Арсен Гамлетович, дворник Алишер и все парни, которые собирают тележки на парковке около «Пятёрочки».
