Вторая бронебойная болванка, как и первая, под углом словно масло проткнула высокую ступеньку юта вертолетного ангара. Металл тем не менее тягуче последовал за «вторженцем», и ворота сорвало с креплений, вдавливая вовнутрь. Далее, круша двигатели и редуктор вертолета, снаряд припечатал его носом о переборку в конце ангара, сам же, вдоволь нагулявшись по внутренностям современной слабобронированной скорлупки, выбив дыру в бортовой панели, вырвался на свободу… так и не взорвавшись.
Весь этот грохот от ударов по воротам, вертолету и на выходе уложился в секунду, но зашкалил за уровень 230 децибел
[96]. Два техника, возящиеся в хвосте вертолета, ничего не успев сообразить, упали замертво. Еще одного механика сбило с ног сдвинутой винтокрылой машиной, зажало меж дальней стенкой и кокпитом, и он, ничего не понимая, на уровне инстинктов скреб ногтями по обшивке геликоптера, задушенно крича, пытаясь выбраться из плена, не замечая, как из ушей текут тонкие струйки крови. Сразу выкарабкаться не удалось, и в воспаленном мозгу медленно нарастала паника. В глазах мелькали всполохи искрящихся проводов. В ноздри уже предупреждающе бил запах зарождающейся гари.
Следующие фугасы вошли также со стороны кормы… (любители поминать задницу оказались не прикрыты именно с этой стороны)
[97].
Помимо закономерных накрытий, новый взрыв окончательно разметал и без того уже готовый к детонации вертолетных боеприпасов ангар.
Очередной снаряд, продырявив стальную надстройку сразу за мачтой, пробивал одно за другим внутренние перекрытия… недолго – рванул ошалевшим дыроколом. Не помогла противоосколочная кевларовая броня и комбинированные алюминиево-магниевые высокопрочные сплавы – осколки секли внутренние палубы, переборки и плиты, прикрывавшие основные волноводы и кабели. Ревущее пламя рвануло в стороны, взлетая вверх, наступая по коридорам, проникая через не успевшие захлопнуться люки и шахты вентиляции.
Комбинированный бронебойно-фугасный залп буквально разорвал эсминец, который слегка заносило, уже подставляя борт под удар. Японским канонирам, наконец, удалось осуществить задуманное – два бронебойных снаряда вошли с недолетом в воду в районе мидельшпангоута, пробив двухуровневую броневую защиту ниже ватерлинии центральной части корпуса, взорвались внутри, разворотив газотурбинную установку, образовав трещины и широкие разрывы в швах корпуса
[98].
Очевидно, стрельбу главным калибром на линкоре задробили.
Но фугасы вспомогательной артиллерии еще рвались в районе второй трубы американского корабля… и снова где-то в нутре надстройки, и у борта с небольшим недолетом, сбивая с шлюпбалок полужесткие надувные спасательные лодки, снеся торпедную установку.
Осколки секли выскакивающих в поисках спасения людей, шлепали по бесполезной радиопоглощающей облицовке труб и наружной поверхности надстроек.
Эсминец уже совсем повернулся бортом к линкору, потеряв ход, быстро, почти без кренов погружаясь в воду.
Напоследок еще раз рявкнули 155-мм орудия, но это уже было излишним – над водой торчали лишь трубы, надстройка и возвышающаяся мачта.
– Ход малый! – приказал японский адмирал, не отрываясь от бинокля. – Я вижу, что кому-то удалось спастись. Надо их выловить из воды! Только у нас немного времени, надо все сделать оперативно.
Ветер гнал волны навстречу линкору, а волны тащили обломки, масляное пятно и редких выживших, удерживаемых спасательными жилетам. Место гибели американского эсминца было словно помечено плывущей впереди громадой айсберга, и дистанция быстро сокращалась. Выписывая небольшую циркуляцию, чтобы обойти опасный ледник, командиру линкора пришлось приказать запустить винты на реверс.
Японские моряки сбрасывали длинные тросы, сети, прямо с высокого борта и шлюпочного трапа, вытаскивая потерпевших на борт.
Некоторых уже безвольных, удерживаемых на поверхности океана только жилетами, пытались зацепить баграми.
Вице-адмирал вышел на облюбованный открытый мостик, чтобы посмотреть, как проходит спасательная операция.
Такахаси, облокотившись на поручни, внимательно рассматривал в бинокль происходящее внизу.
Вызволенных из воды принимали матросы под руководством боцмана и начальника медицинской службы, выдавалась сухая одежда, пленных уводили во внутренние помещения. Даже издалека было видно, насколько подавлены американские моряки. Естественно, никто из них и не думал проявлять агрессивности.
Адмирал обратил внимание, что один из спасенных отказался от помощи и, схватив длинный шест с крюком на конце, пытался помогать вытаскивать пострадавших на палубу.
Повернувшись к штабному офицеру, адмирал сказал:
– Видите того американского моряка? Я хочу знать, кто это.
Вестовой умчался вниз, выполнять приказ.
Линкор продолжал неспешное движение, и аварийная партия смещалась к корме, вслед за проплывающими мимо борта остатками кораблекрушения.
Матросов постоянно подгоняли гортанными криками боцман и младшие офицеры, но вероятней всего, японцам не удалось выловить всех – волны неумолимо гнали потерявшие сознание, а возможно, уже мертвые обездвиженные тела.
– Всё! – вымолвил командир линкора, проследовав на мостик. – Машины – на полный ход!
– Господин вице-адмирал, – доложил старший офицер, – всего выловлено двадцать два матроса и офицера. Есть раненые, из них двое в тяжелом состоянии, трое – мертвы.
– А кто это был самый активный из них?
– Удивительно, но это командир эсминца.
– Что же тут удивительного, – вопросительно вскинул брови адмирал, а потом уже задумчиво, слегка тягуче промолвил: – Эсминец, говорите. Как назывался? Хотя какая разница. Капитан, – голос вице-адмирала стал более резким, – нам надо знать, успели ли они передать наши координаты. И чего нам следует ожидать. На американского капитана особо не нажимайте – пусть! Он смелый человек и достойный командир, но с остальных надо вытрясти всё. Вплоть до прогнозов погоды. Вы поняли?
– Так точно, господин вице-адмирал!
– Выполняйте!
* * *
Среди пленных выявили офицеров и развели всех по отдельным каютам. Информацию добыли показательно быстро, пользуясь деморализацией пленных, где пряником, а где кнутом, умело используя метод перекрестных допросов… где усердствуя, а где и не особо.
