– Вся артиллерия была выбита, – смотря куда-то в сторону, смутился Линдеманн, – корабль уже не мог сопротивляться, постепенно превращаясь в безжизненную груду лома. Я приказал заминировать линкор, а команде покинуть судно, чтобы спасти хоть тех немногих уцелевших. А «томми» подошли на расстояние «пистолетного» выстрела и долбили, долбили со всех калибров, выкашивая команду…
– Я все прекрасно понимаю, Эрнст, – доверительно промолвил адмирал, – уничтожение британского флагмана «Худа» не могло остаться безответным.
Адмирал прошелся по боевому мостику – три шага вперед, три назад, нервным чеканным шагом, заложив руки за спину. Весь его вид выдавал едва сдерживаемое раздражение.
Некоторое время помолчав, он с гадливостью в голосе проскрежетал:
– Как же, Королевский флот подвергся унижению фактически в своих собственных водах, удар по чести и самолюбию англичан было слишком чувствительным, и «томми» во что бы то ни стало хотели адекватной победы. Они в упор расстреляли разбитый, по сути безответный и безоружный корабль. Люди метались по палубе в поисках спасения, прыгали за борт, а англичане засыпали их сотнями снарядов, не оставляя никакого шанса. И все это, чтобы не потерять лица и престиж, – адмирал нервно извлек сигару, но, покрутив ее в руках, не стал раскуривать. Обведя взглядом притихших офицеров и убедившись, что его слышит большинство из них, он закончил: – В этот раз мы потопили их авианосец, который, кстати, тоже являлся флагманом соединения, тем самым опозорили их профессионализм военных моряков, нанесли им очередное оскорбление, и эти атакующие самолеты тому подтверждение. Их малокалиберные скорострелки не могли нанести нам никакого существенного вреда, и тем не менее эти мерзавцы сваливали на нас потоки свинца. Англичане не успокоятся, и у нас впереди тяжелые испытания.
Союзные силы! И прочие
В то же время штаб в Нортвуде гудел, будто пчелиный улей.
Не спали все: многочисленный обслуживающий персонал, младший офицерский состав, бравые подтянутые американские военачальники и более скромные во внешности британские.
Поднявший в свое время полмира на уши Хрущев, наверное бы, обзавидовался.
Кто бы подсчитал, сколько выпито чая, кофе, сока (количество по ниспадающей), съедено бутербродов и гамбургеров. При этом «любители овсянки» налегали на неправильную пищу с не меньшим аппетитом.
В коридорах (кулуарах) тучи английских, американских офицеров, курьеров, теснимые журналисты, женщины без формы, женщины в форме (куда тут без них «в самой политкорректной»).
Как оказалось – люди есть люди, тем более ночь, знаете ли, находились особые любители жизни, и помимо рутинных и даже архиважных дел решались порой не менее интересные вопросы.
Две …ляди, извините, леди из отдела связи при штабе сэра Трэвора Соара, несмотря на ночное бдение, цвели как две розы под взорами возросшего количества самцов на ограниченную площадь кабинетов и коридоров военного учреждения.
В общем, штаб гудел, а жизнь продолжалась.
Хорошо им всем – язык один, изъясняться легко. Заокеанские, так те вообще, несмотря на то что у самих вся (их любимая) задница, извините, засрана, а все туда же, снова почувствовали себя спасителями Европы: «…спасем Британию от ЛИНКОРА! Спасем многострадальную Польшу и как их там?.. Остальных, в общем!»
Для прессы было сделано заявление о передаче подчинения командованию НАТО. Но на самом деле альянс был несколько в усеченном виде.
Локомотив – США, следом виляющий хвост – Британия. Пыжились – «грудь колесом» офицеры, представляющие Польшу и страны Балтии.
Остальные участники воздерживались от чрезмерной активности, больше переживая за границы своих государств.
Особый интерес был у немцев, но их главный представитель сидел в Брюсселе, и их попросту немножко игнорировали.
Немцам катастрофически не хватало информации. Деятельность германской разведки уже давно переориентировалась от открытого сотрудничества к скрытому соперничеству с ЦРУ, и среди вездесущих журналистов, осаждающих военных Объединенного штаба, затесалась парочка немецких осведомителей.
Вообще, в связи с вакханалией в Европе и показавшим свои клыки «Бисмарком», для дойчей сложилась непростая ситуация. По общим данным на Европейском театре собралась та еще компания – в основном дивизии СС. Берлин старался всемерно разделять военных преступников и простых солдат, призывал к гуманности. В прессе же и по официальным каналам немцев снова стали всячески клеймить и гнобить, обвиняя в гитлеровских преступлениях.
Так или иначе, за окном был не «сорок пятый», да и немец был уже не тот.
Характерная лающая манера немецкой речи во всей красе проявила себя, когда германский канцлер отгавкивалась от попыток вновь всяких обиженных и других подпевал, зарабатывающих политические дивиденды, опять навешать на Германию всех собак (уж простите за засилье словесных оборотов с упоминанием наших четвероногих друзей).
Почему-то особо немцы нервничали по поводу своих заблудившихся во времени моряков. Как только до Берлина дошла информация о «Бисмарке», из Гамбурга вышел вспомогательный номерной (А512) корабль типа «Эльба». Его дополнили еще одним вертолетом, увеличив авиационную группу до двух единиц.
Судно миновало Датские проливы, выйдя в Северное море, но до германского оперативного командования через агентуру в Ирландии дошла информация, что «Бисмарк» был замечен в двухстах милях от мыса Мизен-Хед. Корабль А512 сменил курс, взяв направление на пролив между Оркнейскими и Шетландскими островами.
Следующая ценная информация поступила от двух уже вышеупомянутых «куриц» при штабе адмирала Трэвора Соара, которых подловили на нерешенных проблемах личностного характера двое сотрудников германской разведки.
* * *
Как-то за всем за этим была забыта позиция официального Токио. Японским дипломатам в вопросах, которые выдвинула германский канцлер, приходилось еще сложней.
Что удивительно, союзники, получившие фотоснимки японского линкора, вполне классифицировав его как суперлинкор изначального проекта А140, до поры были в неведенье – какой из двух: «Ямато» или «Мусаси».
Поэтому изначально промелькнувшее название «Ямато» просочилось в прессу и осталось на слуху.
И японцы не были бы японцами, если бы оставили без своего пристального и активного внимания уж если не корабль с таким названием, то как минимум экипаж
[114].
Хотя в Токио прекрасно понимали, что со стороны обозленных англосаксов им тем более ничего не обломится.
Так и вышло – с японским уполномоченным представителем даже разговаривать не стали!
Более того – и тут проявилась вся англосаксонская гордость, в безграничной самоуверенности и упертого невосприятия собственных ошибок. Вышедший на встречу пресс-секретарь, до этого, видимо, разжевавший целый лимон, позволил себе изъясняться настолько не дипломатично, что по-восточному тактичный японский представитель, не сдержавшись, прошипел сквозь зубы, прямо в побелевшее от испуга лицо лондонского хлыща: «…Ваше счастье, что мы разговариваем на дипломатической площадке, а не на татами!»
