Голос мальчика взвизгнул и умолк. Железный Человек замер на корме, глядя на Толика.
А Толик смотрел вперед. Он видел, что вода впереди вспухает все больше. Катер прошел еще несколько метров. И вдруг перед самым носом катера, словно кнутом, хлестнуло по воде что-то яркое. По морю протянулась ослепительная оранжевая полоса, и за ней Толик увидел конец моря. Но дальше было совсем не ничего. Там был город.
Толик увидел знакомые улицы и дома. Они были близко. Они были сразу за концом моря, как будто возникли из моря. Толик увидел проспект и машины, которые спокойно катились по нему, увидел людей и булочную, и парк, над которым на мачтах развевались разноцветные флаги.
И еще он увидел кусочек своего дома, который выглядывал из-за соседнего дома, повыше.
Толик жадно вглядывался в знакомые очертания и не замечал, что катер уже не идет вперед, что он неподвижно застыл в оранжевой черте. Толик замахал руками и отчаянно закричал:
— Мама, я здесь! Мама, это я, Толик!
Но никто из пешеходов на улице даже не обернулся на его крик.
И тут же катер дал задний ход. Он медленно сошел с Черты, и все исчезло. Все быстрее и быстрее катер шел к берегу кормой вперед, а там, где последний краешек солнца уходил за горизонт, уже ничего не было, кроме воды. Город исчез, словно растаял.
Навстречу катеру, вздымая буруны, мчался белоснежный теплоход.
Теплоход быстро приблизился, и катер сам собой остановился, и Толик увидел мальчика.
Мальчик стоял на капитанском мостике. Он был в форме капитана дальнего плавания. Губы его кривила злая усмешка.
— Ты хотел убежать?
Толик молчал, стараясь справиться с волнением. Ведь он только что был так близко от дома. Но мальчику нельзя этого показывать. Он может заставить его забыть папу и маму.
— Отвечай, когда тебя спрашивают!
— Я просто катался.
— Разве тебе Балбес не говорил, что пора поворачивать?
— Он говорил. Он мне даже руки выкручивал. А я не люблю, когда мне руки выкручивают. Я нарочно не послушался. Тебе бы, наверное, тоже обидно было, если руки выкручивать.
Мальчик нахмурился.
— Я тебе говорил, что нельзя причинять ему боль, — обратился он к Железному Человеку.
— Я его сразу отпустил, — отозвался Железный Человек.
— Если бы он не выкручивал руки, я бы сам повернул, — сказал Толик. — А так я нарочно не поворачивал. Из вредности.
Лицо мальчика слегка прояснилось.
— Я знаю, что мы с тобой подружимся, — сказал он. — Я очень люблю вредных людей. Я сам вредный! Я вреднее всех на свете! Ты уже готов к тому, чтобы стать моим другом?
— Еще немножко. Еще два денька, — попросил Толик. — Я ловил сегодня рыбу, и мне понравилось. Но ты очень великий человек. Мне нужно привыкнуть.
— Я — волшебник! — с гордостью сказал мальчик. — А ты — вредная жадина. И ты мне нравишься. Только помни, что никто не может со мной бороться. Мне не нужно было выходить из дома, чтобы вернуть твой катер. Ты видел, что он сам поехал назад.
Внезапно мальчик нахмурился, словно вспомнил что-то, и подозрительно посмотрел на Толика.
— Ты видел там что-нибудь? — спросил он, кивая головой на море.
— А чего там видеть? — удивился Толик. — Вода, и все.
— И Черту не видел?
— Какая Черта?
— Никакая, — ответил мальчик. — Это я пошутил. Я очень добрый. Я с тобой шучу, хотя мне ничего не стоит превратить тебя в червяка. Я жду тебя через два дня. Балбес покажет тебе дорогу. Через два дня мы станем друзьями. Я отдам тебе дворец и все магазины.
Белоснежный теплоход, быстро набирая скорость, пошел к берегу. И в ту же секунду заработал мотор катера. Толик не трогал штурвал. Сейчас ему было просто противно прикасаться к штурвалу. Но катер сам знал, что ему нужно делать. Он плыл к тому месту, от которого отчалил.
Выйдя из катера, Толик повалился на песок. Перед глазами у него все еще стояла оранжевая Черта, а за ней — знакомые улицы и кусочек дома, в котором он когда-то жил. Перед Толиком появлялись и исчезали знакомые лица: мамы, папы, Анны Гавриловны, толстого доктора, который сейчас казался просто чудесным человеком, Лени Травина, который так хорошо играет на скрипке, и многих, многих других. Все это были лучшие в мире люди. Жить без них оказалось невозможным.
Размышления Толика прервал безучастный голос Железного Человека.
— Пора спать.
— Я не буду спать! — сердито сказал Толик. — Отстань!
— Ты можешь делать все, что хочешь.
— А ты когда-нибудь делаешь, что хочешь?
— Я выполняю приказания.
— И тебе никогда ничего не хочется? Например, стать человеком?
— Я — робот. Так приказал Волшебник.
— Ты просто ябедник, — с обидой сказал Толик. — Ты… ты подхалим, вот ты кто!
— Непонятно.
— Замолчи лучше! — сказал Толик и швырнул в Железного Человека горсть песку. Тот не шелохнулся. На лице его сияла безмятежная железная улыбка.
— Он убьет Мишку, — сказал Толик скорее себе, чем Железному Человеку. — Или превратит его в червяка. Ты понимаешь это?
— Дохлые, мертвые, помереть… — бесстрастно сказал Железный Человек. — Понятно. Человек и собака: раз — и нету.
— Вот тебя бы: раз — и нету! — возмутился Толик. — А мне он друг. Он, а не твой дурацкий волшебник! Его нужно спасти. И ты мог бы мне помочь. Ты же просил меня помочь, когда висел как сосулька. Ты даже сказал «пожалуйста»…
— Слово «пожалуйста» необходимо при разговоре с человеком.
— Вот и я прошу тебя как человека: пожалуйста, помоги освободить Мишку. Ведь тебе все равно. Ты железный, тебе ничего не будет.
— Это не разрешается.
— Тогда молчи! — крикнул Толик. — Шпион железный! Не могу я с тобой разговаривать. У меня от тебя голова разболелась.
При слове «разболелась» Железный Человек слегка шевельнулся. У Железных Людей это является признаком крайнего волнения.
— Тебе нельзя причинять боли. Я не причиняю тебе боли.
— Причиняешь, — сказал Толик, и вдруг неожиданная догадка мелькнула у него в голове. Толик вспомнил, как при слове «больно» Железный Человек отпустил его руки. — Причиняешь, — повторил Толик. — Ты даже не хочешь сказать, где человек и собака. Мне от этого очень больно.
— Это не разрешается. Но от этого не может быть больно.
— Еще и как может, — сказал Толик. — Мне очень даже больно.
— Человек и собака в доме у воды. Двадцатый этаж.
— Это я знаю. А где дом у воды?
