Герман упал на колени, словно ноги отказались ему служить. Дрожащими руками он поднял тяжелую крышку.
Александр Александрович жадно наблюдал за тем, как вытянулось у молодого человека лицо, как пробежала судорога, искажая и без того лишенные привлекательности черты.
Теплый свет, падающий от свечей, играл на алмазных гранях венца. Золотой блеск приковывал внимание, очаровывал, манил. От него невозможно было оторваться.
– Это, – сдавленно выдавил из себя Герман, – венец…
– Ты прав, мой друг. Это тот самый венец, который император Август возложил на голову усопшего Александра Македонского. Помнишь, как у Светония? «И осмотрел он тело Великого Александра, гроб которого вынесли из святилища. И в знак преклонения он возложил на его чело золотой венец и усыпал тело цветами». Венец власти, венец скорби и познания. Вечный скиталец, венчающий головы царей. Многие ныне здравствующие цари, отдали бы все – и это не преувеличение – за право им обладать… Можешь его коснуться, мой друг, я позволяю.
– Честь… честь… для меня?
– Pourquoi pas, mon cher, pourquoi pas?*
С великой осторожностью, Герман взял священную реликвию, поднял, извлекая на свет из сундука. Восьмиконечная звезда сияла. Блики света заскользили по стенам.
– Чувствуешь, как остры его грани? Осторожно, мой друг, ты порезался. Путь познания тернист.
Герман его не слушал. Его глаза блестели. Приоткрытый рот исторгал восхищенный шепот. Из пореза на пальцах выступила кровь – черная в неярком свете свечей. Герман не обращал на нее внимания. Его взор приковывал венец. Венец императоров, венец царей.
– Довольно, друг мой, – мягко попросил Александр Александрович. – Теперь положи его на место. Иначе, он лишит тебя жизни.
Молодой человек вскинул на него отрешенный от происходящего взгляд и осторожно положил венец на груду золотых тетрадрахм, с высеченным на них профилем Александра Македонского. Потом, не дожидаясь дальнейших указаний, аккуратно закрыл крышку.
В комнате потемнело.
– Да, мой друг, в твоих глазах я вижу невысказанный вопрос. Разве здесь, под землей, должна находиться реликвия? Отвечу тебе. Человечество не готово принять такой подарок. Время сильных царей не пришло. В наши дни цари слабы, люди легкомысленны. Проведя долгое время здесь, венец напитается темной субстанцией, которая опускается под землю. И обретет власть, соединив два мира. Все, что мы можем – дать венцу достойных стражей и атмосферу… Ты плохо себя чувствуешь, мой друг?
– Да. Горло… пересохло. Я…
– Ты присядь.
– Но, – Герман огляделся по сторонам.
– Опустись на камни, мой друг. Я подожду, пока ты придешь в себя, – тихо сказал Александр Александрович.
Герман не мог возражать. Даже, если бы и захотел. Силы оставили его. Он упал на каменный пол как подкошенный. Голова его с неприятным стуком ударилась о стену. Но глаза… глаза удивленно смотрели на Александра Александровича.
– Что поделать, мой друг? У священной реликвии должны быть стражи. Так сказано в стародавних трудах основателей Ордена. Ты посвящен недавно. Однако давал клятву, что отныне жизнь твоя, заполненная служением, принадлежит Ордену. Так радуйся, она понадобилась. Ты отдашь больше, чем многие из нас.
Удивление в глазах Германа сменилось выражением ужаса. Он захрипел, но не смог выдавить из себя ни слова. На губах его выступила пена.
– И два стража – человек, наделенный душой и бездушное создание – женщина, займут место свое у трона… Ты не будешь одинок, страж.
Александр Александрович окинул взглядом стены, словно приглашал их в свидетели, переступил через длинные ноги Германа, взиравшего на него с безумной мольбой и открыл еще одну дверь.
Света, падающего от свечей, хватило на то, чтобы разглядеть нишу, выбитую в стене и тело девушки, лежащей на животе, без сознания. Затылок ее был мокрым от крови. Худенькая, сплошные кожа и кости – девушка дышала. Дыхание ее было хриплым и неровным.
Александру Александровичу не составило труда подхватить на руки хрупкое тельце и внести в комнату. Он едва не споткнулся о ноги Германа, вытянутые в проходе.
Его сиятельство нашел взглядом намертво вбитые в стену цепи. Он вздернул тело девушки и вдел ее правую руку в наручник. С удовлетворением услышал, как щелкнул хитрый замок. То же самое он проделал с левой рукой девушки. Когда она повисла на цепях, Александр Александрович отошел и издали оценил результаты своих усилий.
Девушка тихо застонала. В тон ей в голос завыл Герман.
– И не будет света, и не станет тьмы. Канут в небытие и добро, и зло. Объединятся вечные враги, сольются воедино, чтобы обрести истинную силу и истинную власть… Будь спокоен и величественен, страж, отдавая себя служению – ты вносишь малую лепту в основание храма будущего. Да будет так.
Александр Александрович повернулся, взял подсвечник и вышел. Мысли его были далеки от темной комнаты, где остались умирать два человека.
Завтра он прикажет замуровать вход в подземелье и тайна будет похоронена.
Навсегда.
*Pourquoi pas, mon cher, pourquoi pas? – (франц.) почему бы нет, мой друг, почему бы нет?
2
– Я одного не понимаю. Почему ты не можешь внятно ответить на мой вопрос? – Андрей с щелчком захлопнул коробочку, в которой блестело кольцо с бриллиантом.
– Почему не могу? – София пожала плечами. – Я ответила на вопрос. Я не могу принять твое предложение. Я не готова выйти за тебя замуж… А кольцо, пожалуй, возьму.
Андрей хмуро усмехнулся. Невысокий, стройный. Длинные светлые волосы собраны на затылке в хвост. То ли потому, что приехал в гости из офиса, то ли по случаю того, что собирался делать предложение, одет он был соответствующе. Темный костюм, черная рубашка. Дресс-код в конторе строгий и Андрей, в силу своей немыслимой ответственности, никогда его не нарушал.
София сидела за столом, напротив окна. Молодой человек стоял у подоконника, скрестив руки на груди. На смуглом лице, между бровей, обозначилась глубокая складка. Андрей думал. Решал в уме сложный вопрос. Все его мысли легко читались.
Нет, София не считала его скупердяем. Вряд ли он так глубоко озадачился вопросом: оставлять ли ей в подарок кольцо с бриллиантом в два карата. Размышления его касались другой темы. Он пытался найти аргументы в пользу их женитьбы. Пытался – это было заметно. Он хмурился и бросал на девушку короткие, обвиняющие взгляды. Но у него не получалось – это тоже видела София. Он не мог найти ни одного довода, который не приводил бы за те восемь лет, что они знакомы.
– Нет, ты скажи еще раз, – упрямо повторил Андрей.
София мысленно застонала. Худший выбор был налицо: он опять пошел по кругу.
– Еще раз тебе говорю: я не готова выйти за тебя замуж.
