В такие байки Хельмут не верил. Он сам несколько раз спускался под землю и его охватывал ужас, стоило ему подумать о том, что фонарь мог погаснуть и он остался бы в кромешной темноте.
Леший искал смерти – это понятно. И когда она его настигнет, он примет ее как избавление. Судьба на такие вещи смотрит сквозь пальцы до поры во времени. Для Лешего нет иной жизни, кроме канализационных коллекторов, забитых всяким дерьмом, затопленных шахт, в которые он пока не спускался, заброшенных ходов, ведущих в никуда. Поверхность давно перестала быть для него жизненно необходимой. Она отторгла его и для Лешего было бы реальным выходом остаться под землей навсегда.
Иное дело Герц. Парень рисковал, но правилами безопасности не пренебрегал – в собственном понимании, разумеется. Он вел двойную жизнь: на поверхности и под землей. Для него каждый спуск – драйв, возможность ощутить собственную полноценность, наступая на горло страху. Жизнь без экстрима для него пуста.
Кто-то прыгает с парашютом, кто-то сплавляется по горной реке. Кто-то перебирается без страховки с крыши на крышу – любителей паркура с каждым годом все больше. Людей, считающих, что жизнь дана им для того, чтобы изо дня в день подвергать ее опасности – тысячи. А может и миллион – кто занимается статистикой?
Хельмут никогда не понимал таких людей, но это вовсе не значит, что их не существовало в действительности.
Герц переоценивал себя. Ему только казалось, что он крепкий орешек. Ему ли, повидавшему под землей такого, от чего у обычного человека запросто снесло бы крышу, пугаться какого-то землянина?
Мысль показалась Хельмуту интересной и он невольно улыбнулся.
Был в советские времена такой киножурнал. Назывался «Хочу все знать». Детский аналог передачи «Очевидное – невероятное». Когда Хельмут сталкивался с трудностями, он вспоминал заставку. «Орешек знаний твердый, но все же, мы не привыкли отступать. Нам расколоть его поможет, киножурнал «Хочу все знать».
Каким бы твердым орешком не считал себя Герц, расколоть его можно. Надо только знать, с какой стороны подступиться.
А Хельмут знал.
На улице было людно. В зеленом дворике резвились дети под присмотром мамаш. Пользуясь теплой погодой, на скамейках расселись старухи.
У подъезда Хельмута встретил Буба. Коренастый крепыш с отменной реакцией. Боксер, недавно оставивший спорт. Сломанный нос нисколько не портил его внешности – открытый взгляд, доброжелательная полуулыбка уверенного в себе человека. Это первое впечатление. Как правило, оно таковым и оставалось, если человеку не доводилось видеть Бубу на ринге.
– Что клиент, созрел? – Буба встретил Хельмута вопросом.
– Клиент сложный. Но где наша не пропадала?
– Как решили?
– Никак. Скорее всего, этой ночью попытается удрать. Бери Макса, Санитара.
– За балконом пусть Шаман присмотрит?
– Точно. Словом, как договорились. Диггеры народ рисковый. С него станется через балкон сигануть.
– Понятно. Так я и думал. Скажи только, мы на правильном пути?
Хельмут кивнул, не задумываясь.
Диггер держал себя в руках и старательно играл роль. Но он прокололся – для Хельмута это было очевидным. Если бы он не догадывался о чем идет речь, то удивился бы, услышав о монетах. Вполне уместной выглядела бы и шутка, тем более для человека склонного к юмору и не испытывающего и толики волнения. Его же реакция на предложение о продаже монеты была другой: на лице застыла улыбка, которую он всеми силами пытался удержать. А почему? Потому что в голове теснились мысли. Одна из них читалась ясно «откуда об этом могли узнать?».
Припарковать машину в центре города после восьми вечера – лотерея. Причем, не один шанс из ста, а редкая удача. Поэтому Хельмут счел добрым предзнаменованием наличие свободного места у обочины. Аккуратно вписав машину между «Тойотой» и «Вольво», он заглушил двигатель.
Белые ночи близились к концу. Желающих полюбоваться на светлые сумерки по-прежнему оставалось много.
Сегодня, в теплый, безветренный вечер Хельмут и сам не отказался бы посидеть в открытом кафе, у Невы. Выпить бокал, другой пива, с удовольствием поглазеть на девушек, дефилирующих мимо.
Пива? Он оговорился. Для того чтобы отметить положительный момент дела, которое он окучивал долгих три года и в котором только-только наметились сдвиги, и десятилетнего выдержанного виски будет мало.
Три года Хельмут в темную шел к цели, обуреваемый сомнениями, каждый день вступая с собой в мысленный монолог «а не бросить ли все к чертям?!». Он и сейчас не то чтобы сомневался, просто верил не до конца. Вот если бы ему самому довелось подержать в руках ту старинную монету, он мог бы со стопроцентной уверенностью утверждать, что интуиция его не подвела.
Интуиция – странное чувство. У тебя вдруг возникает стойкое ощущение, что ты движешься в правильном направлении. Несмотря на то, что ревнивая реальность спешит преподнести тебе сюрпризы, сбивающие с выбранного пути. И все для того, чтобы на пальцах тебе объяснить: какое такое шестое чувство? Остальных пяти тебе что ли не хватает? Имей совесть, человек, доверяй только своему зрению, слуху и так далее.
Хельмут продолжительно вздохнул. Он много работал. Половина пути пройдена, но до настоящего праздника еще далеко. Ему удалось с величайшим трудом забраться на первую ступень, по высоте вдвое выше его собственного роста, но дальше дело должно пойти быстрее. И каждая последующая ступень уж во всяком случае будет меньше предыдущей.
Он выбрался из машины и закрыл дверцу. Нажал кнопку на брелоке, поставил автомобиль на сигнализацию. Не какой-нибудь «Лексус», добротный «Мерседес». Незачем так откровенно светиться, когда имеешь квартиру на Английской набережной, пусть и доставшуюся тебе по наследству.
Неторопливо шагая по тротуару, Хельмут снова прокручивал в голове разговор с диггером. И в который раз убеждался – Герц прокололся. Золотая монета, найденная у него в кармане, принадлежность мира, лежащего ниже уровня асфальта. Ниже, а не выше. А уж в том, что такие монеты не могут валяться где попало, Хельмута не нужно уверять, все равно не поверит. Такие монеты спрятаны в надежных сундуках, которым не в силах повредить наводнение – нередкое в этих краях.
Парадная с высокими потолками встретила Хельмута прохладой. Широкие мраморные ступени лестницы еще не потеряли своего лоска. Утопленные в нишах барельефы старых греческих богов провожали слепыми глазами каждого входящего.
Из чисто вымытых окон открывался великолепный вид на Неву. Ветер гнал облака куда-то за шпиль Петропавловской крепости. Простор, строгая река, закованная в гранитные берега, крыши старинных дворцов. Хельмут вдруг поймал себе на мысли, что отдал бы всю эту величественную красоту за ту единственную тайну, которую почти двести лет, скрывала в своих недрах оборотная сторона города.
Хельмут вошел в квартиру, закрыл за собой дверь.
