– И что? – хохотнул тот, кого назвали Шаманом.
– Так, ничего… Рано.
Они рассмеялись.
Во время обмена репликами, Софию, уже не оказывающую сопротивления, втолкнули в дверь, которая с грохотом закрылась за ее спиной.
Девушка плохо помнила, как вели ее через двор, заваленный мусором. Как втолкнули в подвал, на лестницу, так, что она с трудом удержалась на ногах.
Еще только раз София позволила себе вырваться из цепких объятий светловолосого парня. Таким омерзительным ей показалось прикосновение его потных рук к обнаженным плечам – к тому времени порванная блузка их не прикрывала.
Тогда светловолосый парень ударил ее всерьез. Она отлетела к стене, со всего маху стукнувшись затылком о железный щиток. Боль была настолько сильной, что в глазах потемнело.
Оглушенная болью, раскалывающей голову на части, София сидела на грязном полу, не в силах подняться самостоятельно.
– Это тебе за дело, – спокойно сказал парень. – Не будешь кусаться, стерва.
Ее подняли как куклу. Пронесли по коридору, втолкнули в комнату без окон, посадили на стул и так крепко связали руки за спиной, что у Софии на глазах выступили слезы. Теперь подняться с места она могла только со стулом. Мучителям, видно показалось этого мало. Ей залепили рот, хотя она и не пыталась говорить. И завязали на глаза повязку.
Ныл затылок. Огнем пылала царапина на шее.
София не замечала, что давно уже плачет и повязка больше не удерживает ее слез. Она наклонила голову и основательно помучившись, стянула с глаз ненавистную тряпку. Хотела снять через верх, а вместо этого та скользнула на шею.
Холодная, пропитанная слезами, она задела царапину и вот тогда суть выражения «соль на рану» София прочувствовала на себе.
Девушка мычала, дергая головой, чтобы отодвинуть повязку в сторону. И в первый момент даже не поняла, что ее нет на глазах. Было темно и стало темно. Никакой разницы. Только если минутой раньше существовала призрачная надежда на то, что удастся кое-что разглядеть, стоит только избавиться от повязки, то теперь надежда умерла.
Часть третья
1
…Черный полог неба, как стрелами пробитый светом далеких звезд. Вдоль стен дворца, замыкая круг, горели костры. Пылало пламя. В красном свете изуродованной огнями ночи метались тени. Соединялись, разрастались и исчезали. Тогда проступали в лунном свете мраморные колонны дворца, мощеная дорога с распахнутыми настежь воротами. И колесница с запряженным гнедым жеребцом. Блестящие от пота бока раздувались. Разгоряченный, не остывший после долгой дороги жеребец, нервно переступал копытами. Возница – худой паренек в тоге, стянутой у плеча фибулой, с трудом его удерживал.
Звучали голоса. Отрывистые негромкие. Вооруженные люди поднимались по ступеням дворца.
– Где царь? – прохрипел Платон – высокий, с черной бородой и растрепанными ветром волосами.
Он первым распахнул двери царской опочивальни. Следом за ним, сжимая в руках факелы, уже спешили люди. Всплеск огня затопил комнату, потерялся в бесчисленных, шитых золотом подушках, в беспорядке валяющихся на полу, запутался в шелковом пологе, закрывающем царское ложе.
Платон переступил через золотую чашу. Его сандалии, покрытые пылью, раздавили кусок граната. Алые брызги кровью рассыпались по подолу недавно ослепительно белой тоги.
– Где мой отец? – голос Платон потряс царские чертоги. – Где Евкратид?
В огромном зале гулял ветер, раздувая шелковый полог. Никто Платону не ответил. В углу, засыпанный подушками нашелся царский прислужник. Сильной рукой, перетянутой как веревками нитями шрамов, Платон схватил его за шиворот. Вздернул высоко и заглянул в глаза.
– Где Евкратид? – выдохнул Платон в сморщенное словно печеное яблоко лицо.
– Я… я, – седая бороденка тряслась.
– Где он?
Старик не мог говорить. Он только махнул сухой рукой куда-то в сторону.
В тот же миг Платон выхватил из-за пояса кинжал. Огнем зажглось остро заточенное лезвие, приблизилось к старческому, испещренному сетью кровеносных сосудов глазу.
– Я не умею ждать, старик, – жаром всколыхнулся воздух.
И царский прислужник сдался.
– Царь на конюшне, он…
Платон его не слушал. Он отбросил в сторону худое тело и пошел прочь, досадуя на потерянное время.
Огонь костров освещал путь Платона к конюшне. Он услышал, как коротко всхрапнула лошадь и в тот же миг ворота распахнулись.
Выехала колесница. Вороного жеребца вел под уздцы возничий. А следом семенил тот, кого так жаждал увидеть Платон. Седые волосы развевались. Еще не старый, жилистый Евкратид торопился.
– Далёко собрался, отец? – широко расставив ноги Платон возник у него на пути.
– Платон, – царь вымученно улыбнулся.
Чтобы добраться до колесницы, Евкратид должен был устранить препятствие. Видел Платон, как ему хотелось этого – больше всего на свете. Но отца пугал нож в его руке. Уж кому как ни ему знать, как хорошо умел с ним обращаться сын.
– Тебе некуда ехать, отец. Тебя нигде не ждут. От царства тысячи городов осталось жалкое подобие. Парфяне на западе, Согдиана больше нам не принадлежит… Куда ты собрался отец? Честная смерть лучше позорной жизни…
– Ты же… Платон, ты не тронешь отца, – в глазах Евкратида плескался страх. Он не верил сам себе.
– Я долго ждал. Видят боги, я…
Чем короче время, тем оно счастливее. Платон забыл об этой истине и был наказан.
Из темноты открытых ворот конюшни, со свистом рассекая воздух, в грудь Платону полетело копье.
Хвала богам, Платон привык смотреть опасности в лицо. Крики людей, бросившихся к нему на выручку, свист копья, возглас отца, метнувшегося к колеснице, все слилось воедино. Прокатившись кубарем по песчаной дороге, Платон так и не выпустил кинжала из рук. Он вскочил на одно колено и метнул оружие. Туда, в темноту, где в свете факелов блеснули на темном лице белки глаз. Короткий крик тут же захлебнулся. Прижимая к горлу окровавленные руки, на негнущихся ногах шагнул навстречу смерти мальчишка-возничий.
Сквозь мрак, расцвеченный звездами, набирая скорость, неслась колесница. Крик царя, понукающего жеребца, не могли заглушить ни хрипы умирающего возницы, ни возгласы людей. Ветер развивал седые волосы. Но судьба, кровожадным зверем затаившаяся в засаде, уже метнулась ему наперерез.
Копье, брошенное недрогнувшей рукой Платона угодило в спицы колеса. С треском лопнула ось. Раздался скрежет. На полном ходу споткнулся жеребец, рухнул на землю, поднимая тучи пыли. Отчаянно заржал, когда сверху его накрыла колесница. Выброшенный из опрокинувшейся коляски покатился по земле царь.
