Больше по наитию, чем отдавая себе отчет, Герц ткнул кулаком в темное пятно, наплывшее на него. И попал в корпус. Тут же, не давая парню опомниться, ударил еще раз. И еще, стараясь вложить в удар всю свою силу и всю злость.
Буба согнулся пополам.
Герц хотел воспользоваться удачей и добить противника коленом в лицо, но вовремя вспомнил о каске. В суматохе легко промахнуться. И тогда неизвестно, кто сильнее почувствует боль. Тогда он сорвал с каски Бубы налобный фонарь. Размахнулся, чтобы бросить в бассейн и не успел.
Буба, не разгибаясь, ударил Герца в живот. Сорванный налобник выпал у диггера из рук. Раздался хруст – парень сам наступил на него, когда пытался добить Герца.
От резкой боли диггер рухнул на колени.
Буба не сразу понял, что случилось – луч света, теперь только на каске у Герца блуждал по грязи на бетонной плите, слепил глаза. Пока парень бестолково обшаривал пространство, диггеру удалось взять себя в руки. Превозмогая боль, он схватил противника за ноги и резко дернул на себя. Буба, взмахнув руками, упал на спину.
В тот же момент Герц навалился на него, сдавливая коленом горло.
– Пусти… сука, – захрипел парень. Одной рукой он вцепился Герцу в колено, стараясь ослабить давление, второй пытался достать противника.
Их возня в грязи, в тяжелой химзе, в касках, напоминала возню двух бегемотов и могла продолжаться долго. Убить человека голыми руками, еще надо уметь, – вот об этом подумал Герц, когда потянулся к своей каске и выключил фонарь.
В ту же секунду Герц оставил Бубу в покое и отступил к трубам.
Было слышно, как парень завозился, поднимаясь на ноги. Он еще не понял, что самое страшное для него уже произошло.
– Ну… и где ты, сука? – Буба тяжело дышал. – Что за херня?
Стояла тишина. С потолка лилась вода, да едва слышно билась о бетонные берега волна.
Буба молчал, прислушиваясь.
Медленно перенося вес тела с одной ноги на другую, Герц по памяти двинулся вдоль труб к выходу.
В первый раз слушая истории о том, как диггеры восьмидесятых ходили под землю, пользуясь только спичками, Герц очень удивился. Ему было не смешно, как некоторым. Ему было интересно. Чтобы доказать самому себе, что это не байки, он сам выходил на поверхность, пользуясь лишь зажигалкой. Вот так – зажжешь огонек и выключишь, а дальше идешь по памяти. Хорошая тренировка, что ни говори.
– Эй! Убью тебя, падла! – кричал Буба.
В это время Герц уже стоял за порогом. Он перевел дыхание, медленно повернулся и – шаг за шагом двинулся налево по коллектору.
Насколько он помнил, метров через двадцать будет поворот, вот там и можно будет включить фонарь.
– Герц, слышь, мужик, – до Бубы с опозданием начало доходить, какой «подарок» ему приготовила судьба.
Герц шел по трубе, с удовлетворением отмечая, что под ногами почти не хрустит мусор.
– Герц, сука! Ты не бросишь меня здесь! – бешено орал парень. Он опять сменил тон, уже понимая, что никто ему не ответит. – Кишки жрать будешь! Кровью харкать! Я достану тебя!!
Повернув за угол, Герц снял каску, включил фонарь, уже не опасаясь, что его заметят. Здесь, после поворота, следовало быть осторожным. Трубу пересекала широкая расщелина. Через нее была перекинута доска. Видно было, как в глубине бурлит вода. Герц, соблюдая осторожность, перешел на другую сторону.
– … достану тебя… достану тебя, – в последний раз эхо донесло отчаянный крик парня.
– Это вряд ли, – усмехнулся Герц.
Он взялся за доску, вытянул ее на свою сторону. Потом поправил налобник и пошел прочь, не оглядываясь.
3
Тьма царила не только снаружи, она царила везде. Ей не было никакого дела до того, где селиться – вне человека, или внутри его. Тонкая кожа, черепная коробка – не служили препятствием. Весь подземный мир в отсутствии света принадлежал ей, могла ли оказать ей сопротивление хрупкая девушка? Что делает мотылек, если погасить свечу в ночи – смиренно складывает крылья и забивается в угол.
София дергалась на стуле, так, что металлические ножки двигались по полу. От скрежета ломило виски. Сердце билось так сильно, что казалось, ему тесно в груди. Саднили запястья, стянутые веревкой. Пальцев она не чувствовала вовсе.
Стоило остановиться и замереть, как страх выбирался из всех щелей. Подползал душной волной со всех сторон, брал в тиски жалкое, бьющееся в бесполезных усилиях тело и без всякой жалости острыми когтями рвал душу.
В темноте и тишине, девушка все время ощущала чье-то присутствие. Словно кто-то из темноты наблюдал за ее мучениями. Не смеялся – если бы! С таким выражением, наслаждаясь агонией жертвы, маньяк втыкает нож в сердце.
София не слышала звука своего дыхания. Наоборот, ей казалось, что дышит кто-то другой. Девушка не могла говорить. Единственное, что ей оставалось – двигаться вместе со стулом. Когда она доберется до стены, почувствует спиной опору, ей наверняка станет легче.
Она двигалась, превозмогая боль в вывернутых руках. Ждала того, что в один прекрасный момент окажется у стены, и все равно испугалась до икоты, когда плечом коснулась бетона.
Тут же София рассердилась на себя за испуг. Она принялась с остервенением тереть веревку о бетон. Терла, не замечая, что давно сорвала кожу, что вместе с нитками на шероховатой поверхности стены остаются кровавые следы.
В первый момент София не поняла, что случилось. Вдруг ослабли путы. Руки разошлись. Что-то продолжало их удерживать и девушке пришлось приложить усилия, чтобы разорвать крепкие нити и получить долгожданную свободу.
Однако вместо радости, девушка почувствовала такую боль, что если бы могла – закричала. София стонала, пережидая укусы сотен острых игл, пронзивших руки до плеч.
Кровообращение восстанавливалось медленно. Нескоро настал момент, когда София поднесла ко рту руку, подцепила ногтем скотч. Негнущиеся пальцы, залитые кровью, соскальзывали, когда она пыталась резким движением снять его с лица. Девушка впилась ногтями в липкую ленту. Застонав от боли, наконец, сорвала ее.
Лицо обожгло огнем. София с трудом сдержалась, чтобы не закричать в полный голос.
После того, как она поднялась со стула, ей стало легче.
По-прежнему стояла тишина и не было видно ни зги. Однако чувство полной беспомощности притупилось. София глубоко вздохнула и некоторое время стояла, привыкая к свободе.
Душно. Остро пахло плесенью и чем-то затхлым, как будто в углу были свалены гниющие мокрые вещи, но София снова вдохнула полной грудью.
Постояв, она сделала шаг, выставив перед собой руки. Кругом была пустота. Ощущение безразмерного пространства действовало ей на нервы.
Девушка передвигалась мелкими шажками. И совсем уж было успокоилась, как вдруг пальцы ее, восстановившие чувствительность, вошли во что-то холодное, мягкое как тесто.
