Ветер приносит издалека листок ароматного лавра, и Марта хватает его огрубевшими пальцами, словно именно в нем заключена ее свобода.
Свобода. Так вот, что это такое! Это желанный оазис посреди пустыни, жадный глоток воды. Южный ветер в волосах и возможность пойти, куда позовет душа. Сначала Марта решила умереть, но потом выбрала свободу. Она выбрала не сдаваться. Ее выбором стала жизнь.
И однажды шанс представился. Во время очередного привала, улучив момент, она перерезала путы осколком глиняного кувшина и нырнула в заросли колючего кустарника. Ее хватились не сразу. А когда поняли, что добыча ускользнула, Марта была уже далеко. Когда-то мать говорила, что в лесах стоит дом, и в том доме, на чердаке, хранится шкатулка с блуждающими огнями. Как откроешь шкатулку, перейдет к тебе вся заключенная в ней сила. И не согнут тебя ни ураганы, ни злая людская воля.
Мысли Марты обрели вполне четкое направление. Она заберется на чердак, заполучит шкатулку и станет такой сильной, что уже никто не сможет навредить ни ей, ни тем, кто ей дорог. Неизвестно, сколько бы она бродила по лесу в поисках заповедного дома — и в особенности, заповедного чердака — если бы чердак не отыскал ее сам. Она попала туда неведомо как. Темень окутала с головой, а запах залежалого тряпья возвестил о том, что хозяин отбыл и убирать в ближайшем времени не собирается. Томясь в тесноте резных стенок, блуждающие огни учуяли присутствие Марты и буквально подтолкнули шкатулку к ее руке. Но в следующий миг гостью погребло под собой неподъемное одеяло. Устала. Как же смертельно она устала! У нее даже нет сил бороться с монотонным звучанием в голове.
… «Вяжи-вяжи, завязывай туже. В наших краях не бывать стуже, никогда в меже не замерзнут лужи. Завязывай туже, не то будет хуже». Гадкий голос шепчет на ухо, обволакивает, топит в неясных, липких, как патока, сновидениях. Сон льется медленно, с неохотой, затягивает глубже, уносит всё дальше в бесконечность, растворяя прошлое и стирая будущее. Марта увязла в глухом болоте. Надо бы выбираться, да тяжесть не дает. Из трясины тянутся к горлу желтые паучьи пальцы. Напрасно она пытается кричать. Звуки тонут во мгле. Не двинуться, не шелохнуться. Склизкие комья водорослей залепляют рот. Удушье наступает резко — и столь же резко проходит под лучами живительного света, прорвавшегося сквозь пелену кошмара.
Вдох — выдох. Мучениям конец.
Марта очнулась, когда Киприан склонялся над нею с чашкой травяного отвара. Рыжие кудри, полный ласки взгляд. Как тут не влюбиться? Он не был похож на мужчин, которых она встречала прежде. А напоминал скорее ангела, сошедшего с небес.
С другой стороны свет масляной лампы заслонила Юлиана. Она увидала у Марты на шее цепочку с круглым кулоном и сообщила, что какой-то неведомый Грандиоз тоже носит амулеты от сглаза. По спинке дивана прошел черный кот. Пересвет чиркнул спичкой, чтобы разжечь камин. И неожиданно стало так уютно, что Марта ужаснулась: ей на глаза наворачивались слёзы размером с океан.
— Ну, ты чего? — послышался голос Пелагеи. — Всё хорошо. Невзгоды позади. С нами ты в безопасности.
Она не проспала на чердаке слишком долго, как того опасалась Пелагея. И целительные прикосновения Киприана возымели силу уже на лестнице. Когда-нибудь Марта расскажет свою историю, а пока что пусть отдыхает. Никто в целом мире не посмеет нарушить ее покой.
На бревенчатых стенах дрожали отсветы пламени. Пелагея толкла в фарфоровой ступке цветки зверобоя и калины, тихонько напевая под нос. Ей не спалось. Мрак шумел за окном свирепыми ударами ветра. Пересвет снова забрался в библиотеку и дремал у полки с мифами, укрывшись стёганым одеялом с чердака. А на летучей кровати, которая по-прежнему не желала парить вровень со столиком, ворочалась Юлиана. Она видела, каким огнём зажегся взгляд той девушки при виде Киприана. Сердцеед этот Киприан, вот он кто.
Стоило ей подумать о сердцеедах, как летучая кровать поплыла вниз. Вот досада! Неужели сломался очередной винт?! Но нет, дело было не в винтах. Просто кое-кто наглый и рыжий воспользовался одной из своих суперспособностей.
— Пойдем, что-то покажу, — нависнув над Юлианой, шепнул он.
Лес повздорил сам с собой и был не в духе. По ветру, на фоне полной луны, беспомощно пролетела ворона. Следом за вороной унесло летучую мышь. Юлиана поёжилась и нарочно отдавила Киприану ногу.
— Вытащить меня на холод было не лучшей из идей.
— А ты глянь, — сказал Киприан. Он подвинул Юлиану так, чтобы она видела луну, и пристроился позади, точно тень.
— Лунная дорога! — поразилась та.
Столб бледного света пересекал небо и спускался прямиком к окну, высвечивая ставни в цветочек. Но сам по себе он представлял бы довольно обыденное зрелище, если бы не одно обстоятельство: по лунной дорожке медленно и величаво шествовал кот Пелагеи.
— Вот уж точно обормот, — фыркнула от смеха Юлиана. — Перепутать лунную дорогу с обычной! Только он на такое способен.
— Знаешь, — проговорил Киприан, без предупреждения обняв ее за плечи. — Мне вдруг вспомнились верхние миры.
— Всегда было интересно, почему тебя сослали сюда. Да еще и в дерево превратили. Расскажи, а? — попросила Юлиана.
Киприан нахмурился и оперся руками о балюстраду. Эхо давних событий в Энеммане, краю Сияющих Звезд, только сейчас настигало его в средних мирах. Здесь время текло совершенно иначе. Сшивая два слоя, игла судьбы проткнула их в разных местах и соединила так, что образовалась складка. Его прежняя, вечная жизнь в Энеммане ничем не отличалась бы от жизней других Незримых, если бы не вверенная ему душа.
— Я был призван ее охранять. Но она отказалась от меня. Совет старейшин решил, что вина моя, и вынес приговор об изгнании.
— Жалеешь?
— Ничуть, — улыбнулся он, щурясь под порывами ветра. — Теперь я оберегаю тебя. По правде, встретить вас с Пелагеей было настоящим благословением. Пелагея помогла мне стать человеком. А ты… Твой облик запечатлен в моей памяти навеки.
7. Энемман. Тайна Теоры
Сердце заходится в чудовищном ритме. Почти невыносимо колет в боку.
«Как ты спасёшь мир, если не можешь спастись от себя самой?»
Непривычные ощущения. Прежде ей никогда не случалось бегать так быстро и испытывать эмоции, о которых рассказывал дед Джемпай. Он говорил, что в средних и нижних мирах страх вплетается в кружево жизни подобно красному зазубренному стеблю инириса.
Во мраке мелькают причудливо изогнутые колонны. Прикоснешься к таким — шершавым, точно наждачная бумага, — будешь тосковать три дня и три ночи. Откуда Теора знает? Да просто знает, и всё.
Слипшиеся на лбу пряди, пот, застилающий глаза… Нет, это не может происходить наяву. Сон, всего лишь кошмарный сон. Но Теора продолжает бежать. Страх чужд ей с самого рождения. Тогда почему она боится? Почему волны страха накатывают одна за другой, подобно гулкому прибою в неистовый шторм? Ведь в Энеммане нет никого, кто смог бы ей навредить.
