— Вот я дура, — сказала себе Юлиана. — Кто меня теперь вылечит?
В глазах защипало от слёз. И она непременно бы расплакалась снова, если бы перед нею не спустился с неба рыжий кленовый лист.
— Что еще за дела? — встрепенулась она. И явственно расслышала, как на древесном языке кто-то произнес:
«Иди по листьям».
Она порывисто обернулась и вскочила на ноги. Жутко ломило спину. Мышцы и кости болели так, словно Юлиана ночь напролёт таскала пудовые гири и занималась тяжелой атлетикой.
Она наплевала на боль. Впереди багрянцем и янтарём пестрела тропинка, усеянная палой кленовой листвой.
Пусть говорят, будто счастье как блики на воде. Будто не поймать его, не запереть в сундуке. Юлиана подбирала каждый лист, как сокровище, — со сладостным замиранием сердца, с какой-то смутной волнительной радостью. И это было сродни счастью. Счастью, которое можно осязать.
Только что она блуждала одна в целом мире, покинутая, забытая, с громадной пустотой там, где раньше жила любовь. А пройдя по тропе до конца, вдруг потерялась в круговерти чувств.
Перед нею на поляне высился Вековечный Клён. Он стоял весь в золотом шелесте, распространяя вокруг слабое свечение. Его крона касалась небес, корни проникли глубоко под землю. По стволу змеились сияющие ленты аквамарина.
У Юлианы занялось дыхание. А в следующий миг лес залило неправдоподобно алой волной рассвета.
Рассыпав собранные листья, Юлиана со всех ног бросилась к дереву. Неумытая, растрепанная, с усиливающимся ознобом, она спотыкалась о кочки, падала в грязь и снова вскакивала, не в состоянии поверить в то, что с нею происходит.
А добежав до ствола, обняла его, насколько хватало рук, и сияние с коры перетекло на ее кожу. Привело в порядок волосы, стёрло следы грязи, залечило синяки с царапинами и прогнало лихорадку.
— Клён ты мой родимый, — всхлипнув, пробормотала Юлиана. — Вернулся, живой… Как же я рада!
Птицы, которые только-только начали свою утреннюю симфонию, почтительно замолкли. Засияла вокруг роса. Ветер сдул облака, предоставив солнцу светить в полную силу.
И вот уже ее пальцы касаются не древесного ствола, а Киприана — настоящего, невредимого, самого-самого дорогого. И вдруг оказалось, что Юлиане так много нужно ему сказать, что не хватит и дня. Поэтому она лишь крепче обняла его и, резко выдохнув, уткнулась лицом ему в грудь.
Он нежно гладил ее по голове, по плечам, говорил какие-то слова, и слёзы лились у нее из глаз полноводными ручьями.
— Что ты сделал со мной? — глухо произнесла Юлиана, когда ручьи иссякли. И мстительно высморкалась в рукав его мантии. — Раньше я была свободной и независимой, по пустякам не расстраивалась, ничего не боялась. А сейчас? Без тебя моя жизнь выцветает, как старый фотоснимок.
— Обещаю, что больше не уйду. И никуда тебя не отпущу, — ответил Киприан. — Наши злоключения позади.
— Злоключения-то, может, и позади. А приключения только начинаются. Верно говорю?
К кому конкретно обратилась Юлиана, было непонятно. Она отвлеклась от созерцания милых сердцу черт и, повернув голову, долго вглядывалась в недостижимую даль за кадром.
— Да, — заключила она, наконец. — Приключения будут. Нестрашные. Это я как знаток утверждаю.
Она закруглилась с созерцанием горизонтов и приступила к допросу с обыском.
— Где ты был? Где Пелагея? Цела? Отлично. А тут у нас что за вещица?
Она без разрешения пошарила у него в кармане и достала красный квадратный коробок.
— Это, вообще-то, тебе, — сказал Киприан. — Вроде бы, у людей так принято.
Юлиана не сдержала эмоций и в очередной раз набросилась на него с объятиями, зажав футляр в руке. Но потом на всякий случай решила проверить: вдруг под бархатной крышкой прячется какой-нибудь толстый противный паук?
Предосторожности были излишни: внутри обнаружилось кольцо, да не лишь бы какое, а с бриллиантом.
— На подделку не похоже, — сказала Юлиана. — Хотя всякое может быть.
Она покрутила кольцо в пальцах: от граней бриллианта отражалось весёлое весеннее солнце. Сверкало так, что приходилось щуриться.
— Говоришь, в бездне достал? — прищурилась она. И, замахнувшись, как зашвырнёт кольцо за горизонт. — Туда ему и дорога.
Киприана всё равно что в прорубь окунули. Он озадаченно переводил взгляд с Юлианы на ту точку, куда улетел его бесценный подарок. Ну что за импульсивный характер? Она ведь обожает драгоценности. Зачем же ими швыряться?
— Знаешь, что означает кольцо? — выдержав паузу, спросила Юлиана. — Это символ верности. Доказательство, что человек твой и никуда от тебя не денется. Но мне доказательства ни к чему. Да и тебе навряд ли нужны. Пусть люди морочат друг другу головы своими символами, раз уж им хочется. Я верю тебе просто так. Я всегда буду тебе верить.
— Еще не поздно создать собственные традиции и символы, — тепло улыбнулся Киприан. — Но давай договоримся: никаких недомолвок, никакой ревности. Будем жить по законам верхних миров.
— Согласна, — прошептала Юлиана и неожиданно сорвала с его губ мимолетный пылкий поцелуй.
Киприан жест оценил. Но посчитал, что секунды будет маловато.
То ли дело три минуты без единого вдоха!
Юлиана продержалась всего две.
— Ты что творишь, клён безмо…
— Я ведь уже говорил, что не отпущу тебя?
Ну, и третью — после незначительного перерыва.
62. Кто ты?
Кекс с Пирогом подглядели за ними из кустов, после чего, высунув языки, примчались к Пелагее и радостно доложили, что их хозяйка занимается в лесу не пойми чем в компании Вековечного Клёна.
Пелагея с улыбкой покачала головой, навалила псам вчерашней овсянки, на которую больше никто не польстился, и погрузилась в домашние заботы. Дел был непочатый край, а единственная помощница удалилась в закат на поиски семьи. Как не вовремя!
Сначала пришла идея запрячь в уборку Пересвета. Он праздно шатался по двору и, засунув руки в задние карманы брюк, с прищуром посматривал в небо. Но потом Пелагея вспомнила о том, кто томится у нее в кладовой, и поспешила ее отпереть.
Из-за гор рухляди с жужжанием выехал робот-уборщик. Потрясая всеми своими механическими конечностями, он прожужжал что-то насчет "деревенщины неблагодарной" и принялся за дело с таким рвением, что даже Марта разинула бы рот.
Поэтому Пелагея со спокойным сердцем отправилась по обгоревшей лестнице на второй этаж — совершать великое открытие. Точнее — открытие тайной комнаты.
Но тут весьма некстати очнулась Теора. Сначала она попросила пить. А затем увидела Эремиора и, путаясь в складках юбки, бросилась к нему. Тот лишь вздохнул, когда в нескольких шагах от него Теора натолкнулась на незримый щит.
