Пелагея тем временем управилась с обедом и вышла в центр гостиной.
— Знаешь, что я думаю? Старый капкан предназначался не для арний! — сказала она и удивленно повертела головой. — Эй! Куда подевался?
— Здесь я, здесь! — отозвался Киприан.
Она глянула наверх и рассмеялась. Ее гость, весь из себя такой статный и благородный, спускался, переворачиваясь вместе с лестницей и судорожно цепляясь за перекладины. Ни дать, ни взять — мальчишка-сорванец. Наконец он спрыгнул, поправил венок из кленовых листьев и, как ни в чем не бывало, заложил руки за спину.
— Если капкан не для арний, значит, для диких зверей, — рассудил Киприан.
— Птиц ловят в силки. Собственными глазами видела. А силки прячут в кронах, я смогла вывести из строя только некоторые из них. Так неудобно! — пожаловалась Пелагея. — Но что самое ужасное, теперь известно, кто за этим стоит. Грандиоз в Сельпелоне очень влиятелен. Ему подчиняются прямо как королю, хотя он просто поет на сцене. Ума не приложу, как до него донести, что ловить арний незаконно?
— Тут не объяснять, тут действовать нужно, — сказал Киприан. — Пошлю-ка я весточку Юлиане. Пусть разузнает, зачем Грандиозу птицы. У нее много связей. А там мы что-нибудь придумаем.
Он мигом настрочил послание, запечатал в конверт и отправил с почтовым голубем. Лес и весь Вааратон медленно погружались в ночь.
— Где спать будешь? — осведомилась Пелагея.
Киприан чуть не брякнул, что поспит стоя. Ему, по старой привычке, постоянно хотелось укорениться. В итоге, остановились на гамаке. Он был подвешен к самому потолку, прямо над комнатой-чуланом. У этой комнаты имелась собственная плоская крыша, которая, точно так же, как и библиотека, была огорожена парапетом из низких деревянных балясин.
— Пелагея, да ты настоящий экстремал! — крикнул Киприан из гамака. Его переполнял восторг. Гамак качался, поскрипывал, и было слышно, как стучит по черепице дождь.
— Дом мне достался совершенно случайно. И не я в потолок крепления вкручивала. Гамак тоже не мой, — сказала Пелагея. Она приставила к стене стремянку и повесила на крюк банку со светлячками. — Ночник, — пояснила она. — Если что понадобится, зови. Я буду в гостиной.
— Слушай, а твой кот… — Киприан осёкся, не зная, как продолжить.
— Он нездешний, — сказала Пелагея. — Много чего может. Не только готовить. Хоть ты тоже нездешний, советую его не дразнить. И в глаза ему не смотри.
С такими словами она сложила стремянку и вернулась на первый этаж.
За окнами ухали совы. Шелестели во тьме летучие мыши. Лес стонал, гнулся и пытался ухватить луну мохнатыми черными лапами. Пелагее было не до сна. Она ворочалась на диванчике и ждала, когда придет зверь. Зверь явился в положенный час.
Дверь содрогнулась от удара, за которым последовала еще пара настойчивых бросков. Пошли в ход острые когти. Эти когти не раз терзали белок и мелких пичуг.
— Зря стараешься, — прошептала Пелагея. Она связала прочную нить защиты, поэтому сегодня ее дом надежнее всякой крепости и крепче любой скалы. О скалу можно биться, пока не утратишь разум. Сточить до основания когти и клыки. Но она останется неприступна.
Кривая росомаха прекратила попытки проникнуть в дом. Но только лишь сегодня. Завтра ночью она придёт снова.
Пелагея глянула наверх, где, под потолком, дремал и ворочался в гамаке Киприан. Во сне из его ступней выросли корни, проникли в стены и оплели дом в поисках воды. Но вода скрыта глубоко под землей. Скрыта так же, как и его истинная сущность, которой не суждено проявиться. Вход в верхние миры закрыт для него навсегда.
Утро всё расставило по местам. Уверенно отделило сон от яви и принесло новые известия. Вместо того чтобы отправить ответ на письмо Киприана, Юлиана явилась в Вааратон собственной персоной. Прежде она уже гостила у Пелагеи, а потому знала ее дом, как свои пять пальцев. Толкнула входную дверь, без препятствий перешагнула через нить-оберег — и лицом к лицу встретилась со своим кошмаром. Забравшись на полку для шляп, ее гипнотизировал кот Обормот. Черный, как впадина на морском дне. И глазищи тоже черные, с мерцающими звездочками внутри. Юлиана застыла, не смея отвести взгляда. Она почувствовала, что начинает терять себя и вот-вот пропадет в этой звездной бездне без следа.
Но тут вмешались ее верные и неразлучные псы. Черный Пирог с острыми ушками укусил ее за лодыжку — он кусал с упоением и неважно кого. А белый Кекс разразился визгливым лаем, который вывел Обормота из себя. Кот зашипел на пса, Юлиана запрыгала на одной ноге — и на этом инцидент благополучно исчерпался. Из кухни, размахивая поварешкой, выбежала Пелагея.
— Ах ты, ну ты! — всплеснула руками она и спустила кота с небес на землю. Вернее, с полки на пол. — Обормотище, знай своё место, — приказала она. И устремилась к Юлиане с распростертыми объятиями. Юлиана увидала ее запачканный передник, потом взглянула на свой чистенький походный костюм — и чудом увернулась от горячих приветствий.
— Какими судьбами?! — воскликнула Пелагея. — Не представляешь, как я соскучилась!
— А уж я-то! — усмехнулась Юлиана. — Но перейдем к делу. Где тут любитель всех спасать? А ну, выходи!
Из-за парапета на крыше тайной комнаты показалась рыжая взъерошенная голова в знакомом венке. Киприан как раз заканчивал десятое отжимание, чтобы перейти к приседаниям. Если ты недавно был клёном, а потом вдруг решил стать героем, поддерживать форму твоя святая обязанность. Потому как на деревянных ногах далеко не уйдешь. И уж тем более не убежишь.
— Пришла? — отдуваясь, крикнул Киприан. — Рад тебя видеть!
— Ага. Как же, рад он, — сказала Юлиана и вынула из кармана юбки миниатюрный пульт управления. — Вот оно, чудо техники! Встречайте: моя кровать!
Как только она нажала на кнопку, в дверной проем медленно, по-хозяйски вплыла громоздкая конструкция на нескольких винтах-пропеллерах. Она жужжала, как пчёлы на знойном лугу, и приводила воздух в движение, как настоящий вентилятор. За кроватью в сени робко проплыл прикроватный столик. На нем, зажатый между стопками пластинок, высился граммофон.
— Ну как? Впечатляет? — поинтересовалась Юлиана. — Наши изобретатели постарались. А у вас, в Вааратоне, есть прогресс?
— Прогресс-то, конечно, есть, — сказала Пелагея. — Еще какой, сумасшедший. Но я его к себе не пускаю. Натворит он бед — не исправить.
— Ты безнадежно устарела, — заявила ей Юлиана и проследовала в гостиную, ведя за собой кровать и столик, точно собачонок на поводке. Уж Кекс с Пирогом такого к себе отношения точно бы не потерпели.
— Теперь у нас будет весело, — предрёк Киприан. Он осилил сотню приседаний и спустился по винтовой лестнице без опасений испачкаться краской. За ночь лестница высохла окончательно.
— Весело — не то слово! — подмигнула Юлиана и встала на цыпочки, чтобы дотянуться до прикроватного столика. Выбрав пластинку наугад, опустила иглу граммофона — и заиграл старый вальс. С помехами, звуковыми кляксами — в общем, всё чин по чину.
