Новая тишина имела совсем другой вкус — сладкий, с примесью нежности. Сверху на древесный «островок» Юлианы вопреки всем земным законам светило солнце. Откуда ему взяться посреди глухой, застланной тучами ночи?
— Я приберег его специально для тебя, — сказал Киприан, предугадывая вопрос. У Юлианы вырвался невольный смешок.
— Так говорят, когда не знают, куда деть ненужную вещь!
Она устроилась поудобнее и поспешила сменить тему.
— Я всё думаю, неспроста на нас напасти валятся. Сперва Грандиоз со своими угрозами, потом из тебя чуть душу не вышибли, а теперь вот Мерда нагрянула. Как будто неприятности кто-то нарочно устраивает. Хочет нас несчастными сделать. Подозреваю даже, что у каждого удара судьбы один и тот же автор.
Она замолкла и многозначительно посмотрела наверх, где в лучах роилась блестящая пыль, а еще выше назло крадущейся зиме шумела золотая сияющая крона. Взгляд Юлианы чуть было не сделался прозорливым и всепроникающим. Настолько всепроникающим, что докопаться до истины не составило бы труда. Но Киприан вновь завладел ее вниманием.
— Этот автор, как ты выразилась, не желает нам зла. Просто хочет сделать нашу жизнь разнообразней, а нас — сильнее и выносливей. Вдобавок, опасности сближают.
Лицо прикрыло левое веко, собираясь подмигнуть. Но что-то пошло не по плану. Наверное, слишком клейкая попалась смола. Закрыться — глаз закрылся, а вот обратно никак.
…Юлиана каталась по «островку» и хохотала напропалую, опасаясь, что лопнет живот. Раздосадованно наблюдая за ней оставшимся глазом, Киприан опасался несколько иного: как бы его ненаглядная не ухнула ненароком в пропасть. Но вроде обошлось.
— Никогда, — утирая слёзы, проговорила Юлиана. Ее голос прерывался от смеха. — Больше никогда не подмигивай, клён ты мой родимый. А то раньше срока в могилу сведешь.
33. Опасная игра
Как только Вековечный Клён прочно укоренился и дал свой свет, Незримый вернулся в прежнее, двухмерное состояние. Гости, которым, кроме поедания скороспелой земляники, под деревом заняться было нечем, дружно уставились на статную тень с мечом. Поудивлялись, порассуждали между собой и стали поглядывать на девушку с сочувствием. Как-никак, танцевала она практически с принцем (благородством от него так и веяло). А когда твой принц покидает бал в полночь, да еще в столь плачевном виде, это уже ни в какие ворота не лезет.
— Красавица, приходи в клуб «Капризный барометр», — уговаривал Теору профессор погоды, вновь нацепив свою устрашающую «чумную» маску. — Предскажем осадки на месяц вперед. Определим новолуние, составим прогноз магнитных бурь. А еще к нам захаживает человек, который по руке умеет гадать.
— Яровед, что ли? — полюбопытствовала дама в маске с перьями. — Да этот скользкий дедок полгорода ограбил и на вторую половину покушается. Гоните его в шею! А вы, милочка, лучше в кондитерскую на улице Станочной, двадцать заходите. Пирожные, торты и вишенки на тортах за счет заведения! Ваша тень любит заварной крем? А шоколад? Нет? Какая жалость!
Заслышав, что Теору агитируют в пользу сладостей, булочник в бархатной маске — на поверку розовощёкий и круглолицый — принялся активно зазывать ее к себе, в «Сытого мельника». И тут, как яблочки с яблони, если ее хорошенько тряхнуть, наперебой посыпались приглашения. Звали на вечер в «Ржавом гвозде», посидеть за чашечкой кофе в заведении со зловещим названием «Заводной протез». И просили, чтоб обязательно в «Шестерне» навестила. Теора зарумянилась, поджала колени к груди, завесившись волосами, точно густой вуалью. Столько внимания ей одной!
Пелагея, которая всё это время выстукивала дерево с криками: «Юлиана, ты там?!» — отвлеклась от своего важного занятия и горячо закивала гостям.
— Конечно-конечно! Теора непременно к вам заглянет, к каждому по очереди, — пообещала она. — Ведь правда?
— Нет. Она не пойдет, — четко разделяя слова, произнесла вторая тень. Теора с Пелагеей тревожно переглянулись. Пересвет, ворковавший с Риной о разных мелочах, вдруг словно воды в рот набрал, хотя ничегошеньки не слышал. Маски гомонили и перебрасывались шутками, как будто ничего особенного не произошло. Рябой конопатый мужичишка в шапке скомороха опрокинул в рот остатки ядрёного коктейля и, вообразив себя солистом местного театра, загорланил песню. Сбиваясь на хохот, его поддержало несколько соседей. Голосили они прескверно — кто в лес кто по дрова.
— От Мерды придется избавиться, — продолжал меж тем Незримый. Его речь звучала властно, пробирая до мурашек. — Нужно вызволить того, кто томится внутри. Не сводите близких знакомств с людьми из города, иначе отклонитесь от цели.
— Загадками изъясняетесь, ваше Темнейшество, — сказала Пелагея. Похоже, голос Незримого пробирал до мурашек только Теору.
— Я поняла. — Она проговорила тихо, но ее расслышали. Румянец смущения сменился меловой бледностью. В глазах отразилась решимость. Вскинув острый локоть, Теора скрутила волосы в тугой жгут и отвела за спину. — Я всё сделаю. Дай мне время.
Поднялась с колен и, придерживаясь за ствол, словно незрячая, зашагала к дому. Незримый подвижной тенью потянулся следом.
— Что это с ней? — в недоумении прошептала Пелагея.
Пересвет с Риной одновременно пожали плечами.
Цепенея, Теора взошла по скособоченным дубовым ступеням (в них упирался могучий ствол Клёна; благо, шире расти не стал). Она могла бы притвориться, что не уловила смысла, разучилась читать между строк. Однако намёк был ясен как никогда: уничтожить Мерду следует именно Теоре.
Ей бы радоваться — наконец-то появилась задача, достойная спасительницы миров. Ведь избавив горожан от ночного кошмара, она сбережет не один светлый ум. Но сомнения и туманные отголоски тревоги роились подобно назойливой мошкаре. Виски сжимало чугунным обручем. Неужели нет иного выхода кроме убийства? И насколько же должно очерстветь сердце, чтобы ты мог хладнокровно лишить жизни пусть даже самое презренное, падшее существо?!
— Мысли не существа, — подсказал Незримый, едва Теора добралась до тайной комнаты. — А Мерда слеплена из них почти целиком. И еще… — Он надвинулся внушительной черной фигурой, оттесняя девушку к стене. — Разить ты будешь любовью.
Теора задела ногой сундучок с бусинами, и те, прыгая, покатились по полу. Давний, пронзительный сон всколыхнул пучину воспоминаний. «Если тень настигнет, случится непоправимое». Да пусть хоть трижды случится! Ей всё равно. Близкое присутствие тени пьянит, прикосновения будоражат кровь. Как же много потеряла Антея, когда отреклась…
Теоре хотелось лишь одного — хоть ненадолго отсрочить падение в бездну, растянуть мгновение, упиваясь запретным чувством. Но Незримый придвинулся ближе — и в бесконечности-вместо-стены померкло мерцание звёзд, унося желания и тревоги в скользкую пустоту.
* * *
Очнулась она в Энеммане. Яркий свет бил в лицо, заставляя щуриться и улыбаться от негаданного счастья. На востоке равнина дыбилась холмами, возносила к небу непокорные гранёные скалы и резко уходила в море, откуда в мареновой дымке каждый день выныривало солнце. Сейчас оно светило на полную мощь. Ни чаш, ни башни Каремы Теора не разглядела. До горизонта расстилался сплошной малахитовый ковер с крапинами желтых и красных цветков.
