Что еще изобретет ее извращенный ум? Эремиор предпочел бы не знать. Он поднял с колен рыдающую Теору и, взмыв в небо черным вихрем, поспешил унести ее подальше от гибельного места.
* * *
Когда вихрь приземлился на дорожке перед домом, Пирог самозабвенно нырял носом в сугроб, а Марта отчитывала Пелагею и пыталась отобрать у нее лопату.
— Куда тебе снег грести! Побереги здоровье! Убирать во дворе моя забота.
Пелагея семенила в своих многочисленных юбках, тонула в прабабкиной лисьей шубе с воротом, но при всём при этом умудрялась изворачиваться и приводить веские доводы в пользу физического труда на морозе.
Гадая, дуб перед ним, ясень или осина (а может — страшно предположить — клён), Киприан с совершенно диким выражением лица колол у сарая дрова. При появлении живой графитовой статуи, которую, судя по состоянию, доставили прямиком из торфяных болот, иные уже начали бы голосить, как резаные. Юлиана лишь поинтересовалась у прибывших, куда дели Кекса и Майю. Киприан устало забросил топор на плечо. Марта шарахнулась, но тотчас напустила на себя невозмутимость. А Пелагея, завидев раненую у «статуи» на руках, отшвырнула лопату и взялась причитать.
— Детонька, да кто ж тебя так?! Ух, тати проклятые!
— Ироды, — подсказала Юлиана.
— Мерда, — загробным голосом сообщил Незримый. — Я не смог ей помешать. Она призвала стаю ворон…
— Ладно, — перебила Пелагея. — Потом расскажешь. А сейчас марш в дом! Скоренько-скоренько!
Она прочистила горло, утвердила на снегу ноги в валенках и принялась отдавать распоряжения:
— Юлиана, за тобой ванна с чередой и мятой. Мяты не жалей. Киприан, разожги огонь под котелком и брось кипятиться травяной сбор. Тот, что с оранжевой наклейкой, на верхней полке слева. Марта, ты ищешь Теоре новую одежду. Можешь брать из сундука в тайной комнате. Ну а я… Помогу, чем смогу.
В гостиной она застала прискорбную картину, от которой упало сердце. Рука Теоры безжизненно свисала с дивана. Кожа на лице — некогда нежная, как у младенца, — обветрилась от слёз и пестрела кровавыми ссадинами. Волосы спутались и стали походить на паклю. Тусклый, затуманенный взгляд упирался в потолок. Пропуская Пелагею, Незримый отступил от дивана, где стерег подопечную, и застыл в углу черным истуканом. Силы покидали его, как вода, утекающая из продырявленного кувшина.
— Крепко же ей досталось. Не сумел, что ли, защитить?
— Их было слишком много.
Пелагея неодобрительно покачала головой. Стандартная отговорка для тех, кто любит уклоняться от ответственности.
— Потерпи чуть-чуть, — сказала она, разрывая на Теоре лохмотья. — Раны обработаем, с наручниками у нас разговор короткий. Была бы ножовка под рукой. А ты не стой столбом, принеси ширму!
Эремиор проявил редкостную покорность. Беспрекословно приволок сложенную вчетверо перегородку с ткаными узорами, старательно расставил, убедился, что не падает. И всё это без единого недовольного вздоха. Ни дать ни взять, вышколенный слуга!
Пелагея тщательно вымыла руки в тазике с мыльной водой и приступила к врачеванию. Погладила Теору по волосам, усмиряя расшатавшиеся нервы. Дотронулась поочередно до каждого воспаленного участка на теле, затирая царапины и укусы, словно их не было и в помине. А потом накрыла ладонями блёклые глаза и произнесла — не заклинание, не заговор — простые слова, от которых делалось тепло:
— Ты молодец. Ты справилась. У тебя обязательно всё получится.
От пахнущих мылом ладоней шёл жар. Вместе с исцелением к Теоре пришла накрывшая волной слабость, осознание собственной немощи и неожиданное утешение — стократ глубже и шире той прежней тихой радости, какую она ощущала в Энеммане.
Толчком распахнув дверь, Юлиана выпустила из ванной мятный дух, отшатнулась от Незримого и объявила, что можно приступать к банным процедурам. На корзине для стирки ждал извлеченный из сундука наряд грядущей эпохи: платье замысловатого кроя из синего переливчатого муара, пара кружевных чулок, тонкие митенки и изысканная белая вуалетка.
Когда Теору увели в ванную, Юлиана приблизилась к столу, схватила первую попавшуюся салфетку и принялась методично ее рвать. До самой темноты она не находила себе места. А после того как наползли сумерки, стала тихо сходить с ума. Что стряслось с Кексом и Майей? Почему их до сих пор нет?! Пирог кружил по комнате с хозяйкой за компанию, чтобы ей не было так одиноко. Кто-кто, а он знал наверняка: Кекс выпутается из любой передряги.
Завидев эту странную парочку с крыши тайной комнаты, Киприан сбежал вниз по лестнице и первым делом обратил внимание на кучку бумажных клочков у самовара. Взглянул на Юлиану, потом снова на клочки. Произвел в уме нехитрый расчет и преградил ей дорогу.
— Чего удумал? — уставилась на него та. Вместо ответа Киприан вручил ей нетронутую пачку салфеток.
— Рви на здоровье. Только перестань уже себя изводить. Вернутся, никуда не денутся.
— Мне бы твою уверенность, — проворчала она. — Так и знала, что с этим дедом не всё чисто. Если Теора в столь плачевном состоянии, представь, что сталось с девочкой! И Кекс. Вдруг ему оттяпали лапу?! Или… Или… — Из груди вырвался предательский всхлип.
Осуждающе чихнув, Пирог потопал догрызать остатки сытного ужина. А Киприан обхватил ее за плечи и проницательно заглянул в глаза.
— Лес не бьет тревогу. Понимаешь? Если и было что плохое, им удалось сбежать. Сейчас я слышу только… — Он нахмурил брови и резко обернулся. Зимний вечер бесцеремонно пялился в окно, норовя просунуть сквозь щели свои тёмные щупальца. Нет, о том, что сейчас шепчут деревья, нельзя говорить вслух. Кровавый снег, усеянный мертвечиной, не лучшая тема для общения с любимой девушкой.
— Иди сюда. — Он подвел Юлиану к безмятежно потрескивающему камину, сел в кресло и усадил ее себе на колени. — Раз уж ты не можешь успокоиться, будем переживать вместе. Тебе половина и мне половина. Управимся за полчаса, а там видно будет.
Киприан разорвал упаковку, поделил салфетки поровну и бросил обертку в огонь. Проигнорировав молчаливый укор Марты, которая складывала ширму, а заодно претензии Обормота, который ластился к ноге, как самый настоящий кот, он приступил к уничтожению хозяйского имущества.
Кукушка из стенных часов сонно прокуковала десять. Поздновато для недобрых вестей.
38. Беспорядки начинаются
Огонь полакомился ворохом рваной бумаги, затрещал над свеженьким поленом и в качестве благодарности послал Марте щепотку пламенных искр. Марта подарка не оценила. Присутствие рядом неразлучной парочки, да еще в столь предосудительной позе, вынуждало ее отводить взгляд и укрощать кипение ревности. Она никак не могла смириться с тем, что планы по завоеванию Киприана потерпели поражение.
А Киприан раздумывал над дилеммой: разбудить прикорнувшую на плече Юлиану, чтобы отправиться на поиски пропавших, или пусть судьба действует в одиночку?
