Утрата тесной земной оболочки на миг воскресила в уме картины из прошлого. Память услужливо выдавала кадр за кадром: умиротворяющий шум водопада в богатстве пышной зелени, меч в инкрустированных ножнах, озорная девчонка с косичками, которую нужно опекать, точно малое дитя. Но ему не в тягость. Над Киприаном не довлеют законы природы, усталость и болезни чужды ему, как чуждо всё человеческое. Всё, включая страстную привязанность.
Светлый Энемман, неизменная лёгкость полёта и счастье, переполняющее до краёв, — отчего им на смену пришло глухое отчаяние? Зачем Антея отреклась, зачем связала себя гибельной гордыней?!
Антея… Она предстала перед его внутренним взором столь чётко, что казалось, можно дотронуться до нее — и она не убежит, не испарится, как мираж. Не скроется в чаще пугливой ланью. Сейчас она даже не подозревает, что за ней следят.
Но пора прекращать. Сколь ни велико удовольствие, растягивать его опасно. Так и от счастья недолго помереть.
Киприан нехотя отстранился. Колоннада с фонарем, пустынная улица и чернильная мгла водворились на положенные места. Умирать от счастья Юлиана не собиралась. Хотя симптомы явно указывали на то, что с ней не всё в порядке: щёки разгорелись и по цвету приобрели сходство с войлочной вишней, дыхание сбилось, пульс частил, как ненормальный. Однако произошло кое-что еще: боли в горле как ни бывало. Ни когтей, ни морских ежей — недуг улетучился без следа.
На всякий случай Юлиана решила ничем своего восторга не выдавать.
— Ну и что же ты выяснил опытным, так сказать, путём? — въедливо полюбопытствовала она.
Губы Киприана сложились в тонкую усмешку.
— Опыт подтвердил, — загадочно молвил он, — что я имел неосторожность влюбиться в тебя до беспамятства.
— Всего лишь громкие слова. — Дёрнула плечом Юлиана. — Но учти: если ты начнешь ради эксперимента целовать всех девушек в округе, я превращусь в разъяренную фурию. И тогда пощады не жди.
40. Последствия эксперимента
Его признание было лишь полуправдой. Какой Юлиане прок от известия, что теперь он видит Антею, где бы та ни находилась? И что прямо сейчас в уродливом образе Мерды его бывшая подопечная пожирает четвертую по счету жертву в переулке неподалеку от трущоб?
Овладевшее им смятение от Юлианы не укрылось. Она встала на цыпочки, чтобы заглянуть ему в глаза, — и обнаружила на дне радужки трепещущее пламя беспокойства.
— Я тоже ее вижу, — вполголоса сообщила она, взяв Киприана за руку. — Пойдем. Надо хотя бы ее отвлечь.
Обглоданный диск луны спорил с тщедушными фонарями за право лить свет на бедняцкие кварталы. Ведомая к цели внутренним компасом, Юлиана пребывала в восторге от новообретенного здоровья, фонтанировала неуемной энергией и шла по притихшему бульвару чеканя шаг.
Ее упорство граничило с безрассудством. Ни уговоры, ни угрозы Киприана действия не возымели. Она была непреклонна, а в ответ на последнее пущенное в ход средство едва не рассмеялась ему в лицо.
— Не ходи со мной! Я не хочу тебя потерять! — в отчаяньи воскликнул он.
— Ха! — заявила Юлиана. — Собрался сгинуть в одиночку? Не выйдет! Если пропадать, то давай уж вместе.
Скажите на милость, вот как это расценивать? Пару минут назад трепетала перед ним, словно птичка, угодившая в лапы кота. А стоило дать слабину — и в ее крови взыграла страсть к авантюрам. Не иначе печальные последствия эксперимента. Чтобы Киприан хоть раз его повторил!
Захолустные кварталы трущоб и бараков ночью напоминали нагромождения ящиков, в которых развозят фрукты. А проплывающие над ними редкие тучки в свете луны шибко походили на лохмотья утопленников. Когда на мосту в нос ударила вонь гнилых яблок, рыбьей требухи и чего-то совсем уж отвратительного, храбрость Юлианы последовала примеру утопленников и сиганула в реку. Закованная в гранитные берега, река сонно ворочалась под мостом и, бормоча, катила к морю мутную поблёскивающую воду. Мороз был недостаточно силён, чтобы придавить ее слоями льда. А вот в груди лёд разрастался исправно, пока не достиг размеров приличного айсберга. С чего бы вдруг?
Киприан следовал за Юлианой бесшумно и быстро, как крылатая тень летучей мыши. Расставшись с материальной оболочкой во время поцелуя, он приобрел былую мощь и лёгкость Незримого. Но длилось это всего несколько мгновений и пробудило настолько острую, мучительно сладкую тоску по Энемману, что казалось, душа вот-вот разлетится на осколки, как стеклянная реторта.
Девушка из средних миров — та, что по-деловому шагает сейчас впереди, прихватив юбку по бокам, — мила, непредсказуема, порой немного вздорна. И безмерно ему дорога. Сказать ей или отложить новость на потом? Хотя, быть может, она и сама уже догадывается, что способна стать его личным проводником между измерениями.
Мерда пировала на костях в оглохшей тишине прямо за поворотом. Завидев Юлиану, которая уже не столь бесстрашно завернула в проулок, она явила миру свой кровожадный оскал и бросила в кучу посреди загаженной дороги гремящий скелет жертвы — так непринужденно, как если бы играла в куклы.
Юлиана слишком близко подпустила смрадные щупальца страха. Оцепенев, она не могла вымолвить ни слова. Из груди рвался крик, но горло забил пробкой мертвящий ужас. Пространство позади словно схлопнулось до точки, щербатые бока улицы срослись, образовав тупик. Оставалось лишь безвольно наблюдать, как Мерда шаг за шагом сокращает расстояние — без спешки, не суетясь. От нее тянуло могильным холодом. На Юлиану неотвратимо надвигалось само воплощение смерти.
— Ты-то мне и нужна, — прошипел из-под капюшона змеиный клубок. — Он любит тебя. Но всё изменится, как только я заполучу твою красоту.
Юлиана сглупила. Хотя это еще слабо сказано. Она повела себя, как последняя тупица, когда самонадеянно притащилась к Мерде на чудовищную трапезу. Мысли толклись в черепной коробке, как осиный рой. Что за блажь ударила ей в голову? Каких грибов подмешали в обеденный суп? На что она, в конце концов, рассчитывала?
Сторонний наблюдатель вполне мог бы счесть ее поступок следствием помутнения рассудка, помешательства или чего-нибудь еще в том же роде. Но у Юлианы имелась веская причина. Из-за этого исчадия бездны больше никто не должен страдать. Включая Киприана.
Продвинувшись вперед еще на шаг, Мерда сорвала с себя капюшон. Теперь у нее имелось лицо, но какое! Лоб, нос, щёки, подбородок — всё, что присуще обычному человеку — было неумело подогнано друг к другу, как неотесанные булыжники в кладке. Как обросший кожей черепаший панцирь. Как змеиная чешуя.
Мельком глянув на гору скелетов — беленьких, чистеньких, словно их только что вынесли из кабинета анатомии, Юлиана была вынуждена вновь перевести взгляд на Мерду. Жёсткий, тяжёлый свет, льющийся из глазниц, впивался лиловыми остриями, парализуя волю, порабощая сознание. И не было от него спасения.
На сей раз Мерда не ограничилась разумом жертв. Жадно проглотив четыре жизни, она обглодала каждую косточку, выпила кровь до последней капли и обзавелась собственным телом, кое-как слепленным из разных кусков. Фонари с бледной луной, в отличие от солнца, не служили ей помехой. Чтобы насытиться, в ее распоряжении была целая ночь.
