– О, Джейн, расслабься, это точно не для тебя, – сказала Эмбер.
– Это еще почему? – спросила Джейн, а Лотти и Эмбер расхохотались. Как настоящие стервы.
Внутри у меня все сжалось от обиды за подругу. Я готова была защитить ее от любых врагов и нападок… несмотря на то, что и сама частенько на нее жаловалась и мысленно награждала ее самыми нелестными прозвищами. Телефон снова пропищал – это пришел ответ от Оли, наконец разрядив обстановку.
Отлично. Увидимся в субботу.
Мы опять радостно заверещали.
Вдалеке прозвенел звонок, и все с недовольными стонами повскакивали со своих мест, прихватив рюкзаки и мусор. А я все лежала на траве, оцепенев от радости и волнения, и думала о грядущих выходных. Лотти нависла надо мной, закрыв собою солнце:
– Ты что, не идешь на пару?
– Не-а. У меня сейчас окно.
– Везуха! И что, понежишься тут пока?
Я зевнула и потянулась:
– Не, вряд ли. Домой пойду, наверное.
– Так нечестно! Ну ладно, голубки, – сказала она, обращаясь к Джоэлу и Джейн, – пойдем, а то на философию опоздаем. Увидимся, Эви!
Я помахала им вслед. Всем, кроме Гая, который, как я с удивлением обнаружила, по-прежнему сидел рядом со мной.
– У тебя тоже окно? – поинтересовалась я.
Он покачал головой:
– Ты сказала, что пойдешь домой. А где ты живешь?
– На Эшфорд-Роуд.
Он встал и принялся стряхивать травинки, налипшие на его футболку с символикой очередной рок-группы.
– О, это мне по пути. Пойдем вместе, – сказал он, и прозвучало это как утверждение, а вовсе не как вопрос.
Он протянул мне руку. Я охотно за нее ухватилась, и Гай помог мне подняться.
– Ну ладно, идем, – сказала я, гадая, о чем же мы будем говорить все полчаса пути.
Впрочем, первые десять минут прошли в полном молчании… Точно в ступоре, мы шагали по тротуару. Сквозь дымку осеннего тумана пробивался теплый солнечный свет. Неловкая тишина сгустилась над нами тяжелым грозовым облаком, готовым вот-вот разразиться дождем. Рассеялось оно лишь тогда, когда Гай дерзко зажег самокрутку и затянулся. Я драматично вздохнула.
– Что такое? – осведомился он, медленно выдыхая дым.
– Скажи, а тебе никогда не хотелось пожить в реальности?
Он озадаченно посмотрел на меня, а потом перевел взгляд на туго скрученную дымящуюся бумажку у себя в руке:
– Это и есть реальность. Все ингредиенты натуральные, между прочим!
– Но эта штука вредна!
– Это пустяки
[19].
Я снова вздохнула:
– Ладно, проехали.
Подул ветер, и мне в лицо повеяло пахучим дымом. Я едва не закашлялась. Между нами снова воцарилась тишина, и я невольно задумалась о том, зачем Гай вообще за мной увязался. Особенно сейчас, когда он явно был не в духе.
– Ты и впрямь собралась с ним на свидание? – наконец прервал наше молчание Гай.
Я покосилась на него:
– Ну да.
Он тихонько усмехнулся:
– Ну этот-то хоть не нимфоман?
– Откуда мне знать? Думаю, нет… – ответила я и пристально посмотрела на него.
– Ну да, он просто баба.
Мой взгляд стал строже.
– Мне очень не нравится это слово.
– Какое? «Баба»?
– Да. Оно грубое. И сексистское. Как наличие вагины вообще связано с робостью?! Это мизогиния!
[20]
– Что-что?
– Если не в курсе, что это, точно сам ею страдаешь.
В ответ он снова захихикал:
– Ты такая смешная!
– У меня и в мыслях не было тебя развлекать. На самом деле я злюсь.
– Это-то и смешно!
– Это тебе смешно, потому что ты накурился. Один. В четверг.
Гай вновь расхохотался. Глаза у него уже заметно покраснели.
– Почему это один? Вообще-то я с тобой.
– Если к нам подъедет полиция и тебя арестуют, я тебя выгораживать не стану.
Его хохот все усиливался. Я дала ему просмеяться. Он докурил и бросил сигарету в куст. После большого концерта в церкви девочки помладше просто сходили по нему с ума. Я своими ушами слышала, как ученицы средней школы, в которой раньше училась и я, обсуждали в местном кафе, какой он подтянутый и стройный, а некоторые даже выслеживали Гая с Джоэлом по всему городу, не отставая от них ни на шаг. Я всмотрелась в его лицо. Солнце светило ему в спину, очерчивая фигуру золотистым контуром и поблескивая в непослушных волосах. Он что-то тихо пробормотал.
– Что? – переспросила я.
– Вовсе я не страдаю этой твоей мизогинией.
– Наверное, я бы тебе поверила, если бы ты так не хихикал.
Он не обратил на мою колкость никакого внимания.
– И вообще, в слове «баба» нет ничего обидного. Бабы ведь разные бывают. Не обязательно робкие! Так что это вполне может быть и комплиментом! – заявил он. – Ну что, вкурила?
Я натянуто улыбнулась в ответ. В его словах была своя логика. «Бабы» и впрямь бывают разными.
– Да как я вкурю, когда ты все давно выкинул? – в шутку спросила я.
Он снова затрясся в исступленном хохоте.
Солнце било в глаза. Листья отливали золотистым блеском. Было так тепло, что мы даже расстегнули куртки и спустили их с плеч. Уже на подходе к моему дому мы затеяли жаркую игру в «То или это?», то и дело хохоча до боли в животе.
– Так-так-так! – воскликнул Гай, еле ворочая языком от смеха, и драматично взмахнул руками. – Что бы ты выбрала: чтоб у тебя было два яйца размером с арбуз – или двадцать с виноградину?!
Я прыснула:
– Какая гадость! Сложно выбрать: я ведь даже не знаю, каково это – иметь яйца.
– Ой, это просто чудесно. Поверь.
Вдруг я поймала себя на том, что думаю о яйцах Гая, и слегка покраснела.
– Ну… тогда, наверное, два размером с арбуз.
– Почему? – осведомился он, ткнув в меня пальцем.
– Ну не знаю… – пожав плечами, ответила я. – Их, наверное, проще в трусы запихнуть?
