* * *
Ее речь завораживала. Я ничего не смыслила в теориях Эйнштейна, да и постулат незыблемой Вселенной, хоть и звучал знакомо (неужели эта гипотеза и впрямь возникла на Среднем Западе?), был для меня темным лесом. Но захватывала непоколебимая вера мисс Стедман в успех Вайнскотии на научном поприще.
С. Плац тоже с уважением отзывалась об университете – «великолепное учебное заведение», и это давало мне дополнительный стимул. Значит, есть шанс вернуться после Изгнания высококлассным специалистом; если буду учиться на отлично, смогу занять хорошую должность и помогать родителям.
Жизнь после Изгнания маячила передо мной, словно мираж на горизонте. Если настоящее виделось мучительным и одиноким, то будущее представало в радужных красках.
Тем временем мисс Стедман принялась нахваливать здешнего «именитого» биолога Карсона Локкета-второго, выпускника Оксфорда по специальности «медико-биологические науки». Локкет слыл ведущим экспертом в области наследия Альфреда Рассела Уоллеса, викторианского ученого, предвосхитившего теорию эволюции Дарвина. Однако Уоллес пошел дальше, заявив, что человеческий мозг не мог сформироваться в результате «естественной селекции», длившейся миллионы лет, а возник при содействии некой «внебиологической силы».
– Доктор Локкет с коллегами трудятся над опровержением дарвинского атеизма в самом объективном, научном, эволюционном смысле.
Следом мисс Стедман заговорила о местном поэте Х. Р. Броди – читала ли я его стихи? видела фотографию?
– Волосы у него светлые, прямо как у Роберта Фроста, и сочиняет Броди рифмованные вирши о природе – как Фрост. А не пишет все сплошь строчными буквами, как этот «к. к. каммингс» – или правильно «э. к. каммингс»? Для разнообразия мог бы попробовать зарифмовать. Мне не очень-то по нраву современная поэзия, но стихи Броди – эталон красоты и мудрости.
Я пыталась вспомнить, попадались ли мне творения Броди на уроках английской литературы в САШ-23. Вроде бы нет. «Эталон красоты и мудрости» не выдержал испытания временем.
– А ты, Мэри-Эллен, увлекаешься поэзией? Ты ведь творческая натура.
С чего вдруг такие вопросы? Цепенея от страха, я пробормотала «нет».
Если честно, в старших классах я пробовала сочинять. На занятиях английского нам раздавали стихотворные шаблоны, где требовалось вставить подходящую рифму, вроде:
Полный ноль я. Ну а___?
На себя ты_____.
Или:
По мне, и лучшие стихи
В сравненьи с деревом_______.
И вот еще:
Стихи создам и___, глупец,
А дерево – лишь Он,____
[1].
Мои пробы пера оставляли желать лучшего. Шаблонный стих, рассчитанный на двадцать строк, у меня переваливал за тридцать или преждевременно обрывался на восемнадцати.
Не слишком преуспела я и на поприще «рассказов», хотя старательно следовала схемам «Девяти базовых сюжетов», которые сопровождались глоссарием и списком рекомендуемых заголовков.
В публичной библиотеке нам запрещалось брать книги с литерой «В» – для взрослых; наш круг чтения ограничивался «ПЛ» – подростковой литературой, приемлемой для школьников и одобренной Комитетом по молодежному досугу. У родителей когда-то были книги категории «В», но мне они не достались.
Однажды я взялась за графический роман, где в главных ролях выступали не люди, а животные. Но иллюстрации вышли на редкость корявыми, неуклюжими, и энтузиазм, бивший ключом на раннем этапе проекта, угас, словно свеча на ветру.
Помню, в средней школе Родди повадился мастерить воздушных змеев из папье-маше. Всевозможные драконы, орлы, огромные бабочки получались у него просто загляденье!
Поначалу я тоже увлеклась и всячески помогала Родди. Приятно для разнообразия не избегать брата, а действовать с ним сообща. Родители не могли нарадоваться, глядя на нас. Однако со временем Родди охладел к своему занятию или разочаровался – не знаю. Вместо объяснений он лишь пожимал плечами: «А смысл? Все эти поделки – пустая трата времени».
Мисс Стедман поощрительно улыбнулась, готовая внимать моей «поэтической» натуре, однако я сочла за лучшее промолчать. Тогда она сменила тему.
– Как тебе новые соседки?
– Очень милые. Мы отлично ладим.
– Приятно слышать! Хотя ты на них совсем не похожа, – протянула комендантша.
И слава богу! Мои соседки – натуральные зомби.
Я улыбнулась (в райском уголке принято улыбаться нон-стоп!), скрывая изумление, вызванное последней ремаркой.
– Твои соседки – девочки набожные. Впрочем, таких в Экради большинство. А с тобой мы, признаться, в растерянности… Какой церкви ты отдаешь предпочтение?
Какой церкви отдаю предпочтение? Странная, принудительная фраза.
– Вообще-то… хм… никакой. Я… как бы это сказать, вольная пташка – верующая, но не религиозная.
– Так я и думала. – Мисс Стедман нахмурилась, словно мысль о моей религиозности давно не давала ей покоя. – Но ты ведь христианка?
Час от часу не легче! Раньше мне не задавали подобных вопросов. В САШ-23 все носили статус «христианин», но значил он не больше чем «гражданин САШ». Разумеется, никто не рассуждал о «христианских ценностях» – добродетели, взаимопомощи, любви к ближнему.
– Временами, Мэри-Эллен, ты кажешься такой… – Мисс Стедман замялась, подбирая нужное слово, – грустной. Соседки говорят, тебя гложет тоска по дому.
– Неправда.
– Вот как? Это радует.
Мало того что соседки болтали обо мне с комендантшей, так еще та по непонятной причине решила поставить меня об этом в известность.
– Ты ведь приехала в Вайнскотию издалека? – огорошила вдруг мисс Стедман.
Вопрос с подвохом? Разговор напрягал все сильнее.
Какую долю правды мисс Стедман знает обо мне?
– Очутившись в новом месте, все мы скучаем по дому, даже если многие годы жили вдали от него. – Мисс Стедман говорила подкупающим, ласковым тоном, призывая поделиться с нею сокровенными чувствами. Не дождется!
С улицы доносились голоса, звонкий смех. Меня всегда изумляло, почему обитательницы Экради-Коттедж постоянно находятся в самом приподнятом расположении духа.
Они собирались у почтовых ящиков, толпились в вестибюле. Взлетали по лестнице. Такие счастливые! Из-за расстояния я не могла разобрать ни слова. Одни болтали в полный голос, другие складывались пополам от смеха. Время близилось к шести вечера: скоро все пойдут ужинать. В Экради-Коттедж не хватало места для столовой, поэтому нас прикрепили к соседней, в паре кварталов от общежития, где питались студенты обоих полов и всегда стоял оглушительный гвалт. Обычно я ужинала в компании таких же одиночек, уткнувшись в книгу и старательно не замечая девочек из Экради, которые норовили затащить меня за свой стол. Моя невидимость согревала, точно волшебная мантия, но она же усугубляла одиночество.
