* * *
Внезапно вспомнилось: мы прогуливались по Квод-стрит, к югу от кампуса.
В людных местах никто бы не принял нас за влюбленную пару. Просто два посторонних человека столкнулись на улице и им случайно оказалось по пути.
Высокий мужчина лет тридцати, с непокрытой головой, густой темной шевелюрой, черными бровями и задумчивым взглядом. Совсем молоденькая девушка в тяжелой куртке не по размеру, с капюшоном, скрывающим волосы и добрую половину лица.
Девушка, остро чувствующая близость мужчины.
Февраль 1960-го, субботний полдень. Накануне выпал снег. Наспех расчищенные тротуары и дороги сверкают белизной.
Прошлую ночь мы провели не вместе. (Понятия не имею, где ночевал Вулфман, и знать не хочу, приводил ли он кого-то к себе домой.)
Все началось с его: «Давай увидимся. Я соскучился. Новости есть?»
После экзамена, когда я отказалась последовать совету Вулфмана, он наказал меня тройкой за эссе и итоговым «хорошо».
– Жаль, ведь шла на отлично.
Я вздрогнула, как от пощечины, но потом подумала: оценка ничего не значит. Уцелела, и ладно.
Внезапно меня осенило: в Изгнании оценки вообще не играют роли.
После экзамена в манерах Вулфмана появился зыбкий трепет, граничивший то с раздражением, то с заботой. Я отказывалась принять тот факт, что его отношение ко мне отчасти напоминает отношение старшего отпрыска к младшему брату или сестре.
Прогулка в общественном месте, когда так тянет поговорить о вещах, не предназначенных для чужих ушей. Мне хотелось взять Айру за руку, крепко стиснуть ладонь в теплой перчатке, но я не осмеливалась. А еще спросить, не провел ли он предыдущую ночь с женщиной – возможно, с той самой брюнеткой, не сводившей с него глаз в кинотеатре. Как выяснилось, ее звали Корнелия – сокращенно Нелия, – она училась в аспирантуре по специальности «социальная психология». Вопрос рвался с языка, но вмешался голос разума: не лезь. Его личная жизнь тебя не касается. Вы ведь даже не любовники.
На перекрестке я вдруг увидела, как к нам приближается группа темнокожих аспирантов. Они уставились на меня, потом на Айру и снова на меня – в их взглядах почти отчетливо читалось узнавание. На мгновение я оцепенела от страха. Поравнявшись с нами, иностранцы зашептались о чем-то на своем варварском наречии. Они явно говорили о нас. Но что именно?
На ватных ногах я перешла дорогу, но, добравшись до обочины, застыла соляным столбом. Словно подопытный зверек, вымуштрованный замирать при виде опасного стимула, я крепко зажмурилась и не двигалась с места, пока Вулфман не начал меня теребить.
– В чем дело?
– Студенты, те самые, – пролепетала я.
– Какие еще студенты?
– Иностранцы. Мы столкнулись на прошлой неделе в столовой… И по-моему, они меня узнали…
Вулфман обернулся:
– Кто? Где?
Неужели исчезли? Или их вовсе не существовало? Так или иначе, мне не хватило смелости повернуть голову и проверить.
– Вряд ли это те самые ребята. Откуда такая уверенность? В Вайнскотии все темнокожие на одно лицо.
Я быстро зашагала по Квод-стрит. Наталкиваясь на пешеходов. Поскальзываясь на обледенелой мостовой. Наверняка бы упала, не успей Вулфман схватить меня за руку.
– Айра, это они. Точно. И они засекли нас.
Вулфман пренебрежительно засмеялся, и на душе сразу стало спокойнее.
– Возможно, они с нашего факультета. Учатся в аспирантуре у Акселя. Наверное, узнали меня, – так или иначе, ты здесь абсолютно ни при чем.
Мы миновали торговый район Мур-стрит, занимавший всего пару кварталов, и вскоре очутились на территории кампуса. Теперь наш путь все время лежал вверх, к центральной библиотеке. Заснеженные просторы переливались и вспыхивали в полуденном свете.
Заметив, что я молчу, Вулфман коснулся моего обнаженного запястья между рукавом и перчаткой – неожиданно интимный жест в людном месте.
– Адриана, я ведь говорил, не нужно их бояться. Их просто нет.
* * *
Думаю, Айра Вулфман любил меня. По-своему, без намека на секс или желание обладать мною, но все-таки любил.
* * *
Красивое место. И, хотелось бы верить, безопасное.
Университетский дендрарий в северной части кампуса.
В знакомых нам с Айрой САШ-23 не существовало государственных земель – лакомые парковые зоны и девяносто процентов исторических национальных парков, включая Йеллоустон, Гранд-Каньон, Йосемити и прочие, перешли в частные руки, а новые владельцы превратили их в рудники, нефтяные скважины, делянки и курорты для богачей.
Попытка проникнуть на частную территорию каралась смертью. (Самые тяжкие преступления в САШ относились к категории НПС – нарушение прав собственности, – уступая лишь измене и подрыву авторитета властей.) Живописные участки на атлантическом и тихоокеанском побережье были обнесены высоким электрическим забором и охранялись вооруженными парнями в форме. В качестве «парковых зон» рядовому населению предлагались заброшенные полигоны с химическими отходами, свалки и болотистые топи. (Местечко Бернт-Флай-Бог, штат Нью-Джерси, расположенное в десяти милях от Пеннсборо, попало под знаменитую программу очистки и с тех пор считалось безопасным для пикников и водных видов спорта, однако наведывались туда исключительно представители ЦК-4 и выше.) Вот почему дендрарий Вайнскотии стал для меня приятным сюрпризом.
Вулфман тоже любил дендрарий. Впервые очутившись в Вайнскотии, двадцатилетний Айра – гордость Гарварда, подававший огромные надежды в области компьютерных технологий, математики и когнитивной психологии, – был совершенно деморализован, сбит с толку, и именно дендрарий помог ему сохранить рассудок.
В прежней жизни Вулфман увлекался легкой атлетикой. Однако в Зоне 9, на заре пятидесятых, бег считался уделом профессиональных спортсменов. Кстати, кроссовок тогда не было и в помине, только кеды.
Дендрарий примыкал к сельскохозяйственному колледжу Вайнскотии. Парк простирался на сотни акров, переходя в лес, граничивший с заливом Вайнскотия-Бэй. А последний впадал в озеро Мичиган на востоке – увы, его мне довелось увидеть лишь на фотографиях и на карте. (Озеро Мичиган лежало далеко за пределами отведенного мне радиуса в десять миль; то же самое касалось мелкого водоема Холлоу на востоке.) К февралю 1960-го я не решалась отойти дальше чем на две-три мили от центра моего места жительства в Зоне 9, коим являлся Экради-Коттедж.
О своем «центре» – Грин-Холле – Вулфман отзывался пренебрежительно.
– Если приспичит, легко нарушу границы. Просто возьму и уйду. А еще лучше – уеду на велосипеде.
Его бравада завораживала и одновременно внушала чувство стыда.
– В лабораториях животные зачастую боятся покидать клетку, даже если дверца открыта. Даже если ее вообще нет.
