В полумраке мы устраивались на постели, тихонько беседовали или молчали.
Вот самый счастливый момент в моей жизни. Пусть он длится вечно.
Мы слушали любимую музыку Вулфмана: симфонии Моцарта, Бетховена, Брамса, Малера. На исторической родине – в Нью-Йорке времен САШ – Айра не имел доступа к классическим записям, только к сменившему рэп электронному хеви-металу, однообразному и безликому.
Знакомство с классикой стало для него приятным потрясением. Оказывается, есть музыка самобытная, неоднозначная, где разум перемежается с чувством. А главное, ей не нужно греметь на всю катушку, чтобы брать за душу. (Неужели Вулфман, ученый до мозга костей, и впрямь употребил слово «душа»?! Наверное, игра подсознания. Иногда, под влиянием эмоций, а не холодного рассудка, он выдавал совсем неожиданные вещи.)
В порыве человеколюбия Вулфман расспрашивал о моей жизни.
И старался избегать разговоров о своей.
Думаю, в его прошлом хранилось немало секретов. Айра был старше на добрый десяток лет – чем мы взрослее, тем больше тайн.
Однажды ночью он рассказал о своих родителях. Голос дрожал от восторга и едва уловимой эйфории, граничившей со страхом.
Ребенком Айра редко видел знаменитых мать и отца, но всегда восхищался ими. Оба были выдающимися учеными в Колумбийском (некогда) университете, эпидемиологами, специализировались на тропических заболеваниях. К несчастью, когда Вулфман поступил в среднюю школу, их широко растиражированными трудами заинтересовался ДОС, Департамент оборонных стратегий. Вскоре родителей завербовали для участия в ВИП (военно-исследовательской программе), где им (под грифом «совершенно секретно») предстояло выращивать болезнетворные бактерии – предтечу биологического оружия. Несколько лет подряд они занимались особым видом бактерий, способных существовать лишь в определенной, ограниченной среде. Их хотели использовать в военных целях в случае объявления войны с очередным врагом САШ. («Как ты помнишь, со времен войны на Ближнем Востоке сообщать о начале конфликта принято задним числом, – мрачно заметил Вулфман. – О таких вещах разумнее оповещать после того, как все случилось».)
Поначалу Вулфманов-старших, особенно маму, смущала перспектива работать на оборонку, однако мало-помалу они втянулись. Им нравились атмосфера соперничества, заразительный энтузиазм коллег, нравилось сотрудничать с лучшими умами в стране.
– Правительство осыпало родителей всевозможными привилегиями: кондоминиум с видом на Гудзон, личный автомобиль с шофером, места в Национальной академии наук и неограниченное финансирование. Мне, их единственному отпрыску, был открыт доступ в самые элитные учебные заведения, хотя я никогда не слыл добропорядочным гражданином, а мои оценки оставляли желать лучшего. По правде говоря, мне пришлось сменить три частные школы, чтобы получить аттестат. Я ведь рассказывал, что по молодости был хакером. В двенадцать создал серию видеоигр, часть у меня выкупила компания «Найтмэр воркс», и они даже пользовались приличным спросом на рынке. Остальные творения сочли чересчур оппозиционными, бунтарскими – и запретили. Я был тем самым таинственным подростком, который взломал систему безопасности конгресса в декабре, САШ-11, и наслал флотилию игрушечных дронов на законодателей, пока те яростно спорили из-за очередного билля. В силу возраста ты вряд ли помнишь эту историю, хотя она наделала немало шума. О ней писали все кому не лень. Разразился целый скандал – если какой-то сопляк способен взломать суперзащищенную систему, тогда чего ждать от наших врагов с передовым оружием?
Вулфман со смехом приложился к банке пива, стоявшей на кипе журналов «Мозг» на тумбочке. После рассказа о роде деятельности его родителей меня чуть не стошнило, однако я благоразумно промолчала.
– Конгрессмены, естественно, запаниковали, бросились к дверям. Началась давка. Некоторых женщин из числа законников и секретарей сбили с ног, в тот день им здорово досталось. К счастью, никто не погиб. Я разработал идеальную атаку, но, к сожалению, не подумал о последствиях. Ребенок есть ребенок – даже вундеркинд не умеет размышлять зрело. Я моментально забросил хакерские штучки, опасаясь возможного ареста. Родители не догадывались о моих «экспериментах», их совесть чиста. ССКБ – Судебная служба киберпространственной безопасности – вышла на меня только благодаря доносу «приятеля». Я уже учился на первом курсе Гарварда. Родители пробовали заступиться, но не преуспели. В отличие от тебя, Адриана, меня надолго упекли в Дисциплинарный отдел, пытались склонить к сотрудничеству в оборонной программе, но я отказался.
Вулфман тяжело сглотнул и умолк.
* * *
Лежа рядом с Вулфманом, легонько касаясь его то грудью, то внешней стороной бедра, я, затаив дыхание, силилась разгадать его невысказанные мысли. Расспрашивала о родителях: любил ли он их? Доверяли ли они ему? О чем говорили в последнюю встречу? Лично я не знала, что наш разговор с родными окажется последним, а потому вела себя в будничной, угрюмо-эгоистичной манере, в чем сейчас очень раскаивалась. О, какая адская мука – не помнить ни единого слова, ни одной реплики! Не арестовали ли Вулфманов-старших вслед за сыном? Как сложилась их судьба после?
Айра медлил с ответами, словно прочесывал закоулки памяти широкими граблями.
– Думаю, с ними все в порядке. Надеюсь, – произнес наконец он. А чуть погодя добавил: – У матери случился нервный срыв, ее госпитализировали в клинику Бесесды, штат Мэриленд. Произошло это вскоре после моего ареста и перевода в Дисциплинарный отдел.
Я спросила, виделись ли они с матерью потом. Или она до сих пор в клинике?
– Сомневаюсь, там ведь не держат годами. Понятия не имею – никто не сообщил, как она сейчас, жива ли…
Меня волновало, не пытались ли дознаватели свалить вину на родителей Айры, якобы те его «спровоцировали», как это было со мной.
– Нет, – моментально отреагировал Вулфман.
Я ощущала жар его тела, пока он рассеянно таращился в потолок, не замечая моего присутствия.
– Знаешь, мне действительно их недостает. Только сейчас я осознал, как скучаю по ним. Только сейчас… – Вулфмана била мелкая дрожь.
Потрясенная, я крепко прижала его к себе. Впервые мне довелось выступать в роли утешительницы. В голове пронеслось: он даже не представляет, как сильно я его люблю. Моей любви с лихвой хватит на двоих.
– Меня завербовали, но, к счастью, мне удалось выкрутиться. Завербовал, разумеется, не ДОС, а ДКС, Департамент компьютерных стратегий, где трудились молодые специалисты, среди которых попадались настоящие гении. Естественно, всех их принудили к сотрудничеству. Нет людей более озлобленных, чем те, кто вынужден подчиняться воле врага. А стыд только разжигает пламя ненависти.
Я не улавливала, о чем говорит Вулфман, но постеснялась допытываться.
– Дальнейшее – полностью моя вина. Я сглупил – отправил зашифрованную СМС другу, чем навлек на себя подозрения…
Айра помрачнел. Больше не в силах продолжать, он уткнулся мне в шею, и мы замерли, находя утешение в объятиях.
