– Новое десятилетие принесет подлинную «новизну» – даже революцию. Но большинство воспримет ее как трагедию, а не как веселую забаву. Какое там! – Косгроув со смехом передернул плечами. – Впрочем, не стоит забегать вперед. Вот главный урок, который должны усвоить изгнанники. Наша первостепенная задача – выжить.
Я умоляла гостя рассказать мне о родителях. О детстве. О том, как он мог оказаться моим дядей с другим именем – дядя Тоби…
Словно я бредила наяву. Какое счастье, что теперь у меня появился дядя Тоби!
– Нет, Адриана. Надо жить сегодняшним днем. Эту истину я постиг ценой горьких проб и ошибок. Будущее существует в той же мере, что и другая сторона Земли, вне зависимости от того, видим мы ее или нет. Взять, к примеру, те облака на востоке. – Косгроув кивнул за окно моей палаты на третьем этаже. – Они присутствуют в нашем обозримом будущем, поскольку ветер рано или поздно принесет их сюда с озера Мичиган. Спустя час или два они нависнут над нами, заслонив солнце. Наблюдая за приближением облаков, мы смотрим вдаль и в каком-то смысле заглядываем в будущее. Однако некоторые вещи не различить из-за расстояния, поэтому лучше даже не пытаться. «Потихоньку, вдох за вдохом», – любил повторять твой отец – мудрейший человек! – а я, дурак, не слушал.
Раздался щелчок – доктор Косгроув выключил гудящий прибор и спрятал в нагрудный карман.
– Прощай, моя дорогая Адриана. Может, еще свидимся. Если вдруг соскучишься, ты знаешь, где меня найти, – в городке Сент-Клауд, прямо за горой.
На прощание Косгроув ласково сжал мою руку. Мне так хотелось сказать: «Прощай, дядя Тоби», – но с губ не сорвалось ни звука.
Ферма Херон-Крик
– Руфус, гулять!
Руфус – шестилетний метис: на треть боксер, на треть ретривер, на треть – бордер-колли. У него жесткая палевая шерсть. Вес примерно тридцать пять фунтов. Жизнерадостный, неуклюжий, вечно тяжело дышащий Руфус. Ушки у него всегда на макушке, а глаза лучатся счастьем, когда кто-то зовет его по имени. Если он кинется к вам, виляя хвостом, то может запросто сбить с ног.
И обязательно оближет мягким влажным языком.
Лучше не представлять, чего он еще касался этим языком; не задумываться, какой вы по счету объект обожания у этого весьма любвеобильного пса (люди не меньше собак жаждут любви, но стараются не подавать вида).
Мы с Руфусом бродим по полям позади фермы. Хочется верить, между нами существует особая связь, ведь он спас мне жизнь.
Бихевиористы уподобляют животных механизмам. Однако Руфус не такой. В его взгляде светится душа, когда рядом любимые люди.
Пес обожает приносить палку. Особенно из пруда, куда Джейми пару лет назад запустил форель и где обитает шумное полчище лягушек.
Когда я обнимаю Руфуса, а он лижет мне лицо, на глаза наворачиваются слезы – какое счастье!
* * *
Может, когда-нибудь я отправлюсь по ту сторону гор и отыщу доктора Косгроува в местечке с прелестным названием Сент-Клауд. Когда-нибудь, но не сейчас. Моя новая жизнь требует безраздельного внимания.
* * *
Все сложилось само собой. Не сговариваясь, мы с Джейми решили, что сразу после моей выписки поселимся у него на ферме на Херон-Крик-Роуд.
Знай, мои двери всегда для тебя открыты.
Знай, я люблю тебя.
В дом Джейми я влюбилась с первого взгляда – просторный, деревянный, насыщенного канареечного цвета с темно-синими ставнями. Он разительно отличался от белых облупившихся построек, какими изобиловала Херон-Крик-Роуд.
Ферма расположена уединенно. К ней ведет ухабистая проселочная дорога длиной в четверть мили. Во дворе стоит «форд-пикап» 1949 года с разбитым ветровым стеклом и без колес, рядом – остов допотопного трактора, выпотрошенный «бьюик» 1947 года, детские санки с изъеденными ржавчиной полозьями. Все это – не хлам, а тщательно продуманная композиция из металлолома под названием «Превратности путешествий во времени». Автор – Джейми Стайлз.
На веранде, кроме плетеного диванчика, кресла и прислоненного к стене велосипеда, красуется нечто, что напоминает лоскутные одеяла. Оно выполнено из плексигласа, тяжелой парчи и алюминия. Конструкция блестящего металлического оттенка именуется «Диорама стеганой легенды», 1958.
За домом высится амбар кирпично-красного цвета, увенчанный флюгером в форме геральдического оленя. На дверях – огромное бронзовое солнце с человеческим лицом, похожим на лик древнего (милосердного) бога. Позади амбара – ветшающая силосная башня в окружении приземистых хозяйственных построек.
А сразу за ними пруд, куда Джейми запустил форель.
В красном амбаре находится мастерская. О скульптурах Джейми Стайлза писали местные газеты, рассказывали в передачах, посвященных искусству, – с непременными кадрами из мастерской, смахивавшей на нечто среднее между складом и свалкой: кругом груды самых осязаемых материалов – рабочий инструмент скульптора. В хозпостройках творят шедевры приятели Джейми: одни годами пользуются бесплатной мастерской, другие наведываются время от времени.
С ранних лет Джейми (сейчас ему тридцать один) собирал вокруг себя не только людей, но и домашнюю живность. Так появилась старенькая гнедая лошадь по имени Хейди – ветеран изнурительных скачек в Траверс-Сити, Мичиган; козочки Лейла и Ли, которые пасутся вместе с Хейди; десяток бурых овец (как выяснилось, в действительности овцы совсем не такие, как на картинках, – их шерсть не бывает кипенно-белой). А еще с полдюжины котов всевозможных размеров, возрастов, оттенков и характеров – одни заядлые домоседы, другие, дикие, предпочитают жить в амбаре; и наконец, Руфус, наш бдительный сторожевой пес. Поселился на ферме и целый выводок кур – белые, рыжие, рябые. (Обязанность ухаживать за ними и собирать яйца быстренько возложили на меня, определив в помощники сводных племянников Хлою и Тейлора.) В пруду за амбаром плавают неугомонные, вечно спорящие гуси – канадские и домашние (белые), – а с ними нестройная компания диких уток.
Иногда из Херон-Крик на пруд прилетает пара лебедей. Ослепительно-белые, молчаливые, они поражают красотой, будто образы из сна, и символизируют нечто, для чего нельзя подобрать слов.
Самую старинную часть дома предки Джейми Стайлза возвели в далеком 1881 году; потом ферму унаследовали бабушка и дедушка Джейми, а десять лет назад они передали ее внуку вместе с сорока акрами преимущественно невозделанной земли. Пять миль извилистой проселочной дороги отделяют дом от университетского городка, где вот уже девять лет Джейми преподает скульптуру на факультете изящных искусств и где я обучаюсь в гуманитарном колледже по двум специальностям – «биология» и «искусство».
Я по-прежнему получаю стипендию, но в музее больше не работаю, поскольку не живу в общежитии.
Переписчик пришел бы в отчаяние, попытайся он сосчитать, сколько человек обитает в канареечном доме по Херон-Крик-Роуд, округ Вайнскотия. На ферме постоянно толкутся друзья и приятели Джейми, коллеги-скульпторы, единомышленники-пацифисты и противники ядерного оружия; редкий день не останавливаются проездом шапочные знакомые или знакомые общих знакомых. Еще у нас не то гостит, не то живет семейство Стайлз: кузен Джейми, в прошлом выпускник сельскохозяйственного колледжа при университете Вайнскотии; вечно унылый старший сводный брат, который трудится в местной каменоломне и весит триста фунтов; несгибаемый, но сильно искалеченный дядя Джейми, большой любитель выпить, отслуживший двадцать лет в ВМФ США, его инвалидность – результат тяжелого ранения в последнюю неделю Второй мировой войны.
