– Аббатор поставил ещё одно условие. Принцу и без него неплохо, но если не окажем почтение и его отцу, мира у нас не будет.
Король Беллегера настаивает на том, чтобы ты вышла за принца, его сына и наследника. Он ничего не знает о тебе, кроме того, что ты моя дочь. И ему нет дела до чувств и склонностей своего сына. Ему нужно только то, чтобы вы оба поженились.
Кроме того, церемония должна состояться в Кулаке Беллегера. Согласно басням, которые рассказывают сами беллегерцы, – ложь, чтобы смягчить их чувство вины, – именно там король Фастул убил Малори, чтобы помешать ей выйти замуж за Бригина. Аббатор верит, что ваш брак залечит самые старые наши раны.
Они переписали прошлое. – Отец Эстии не скрывал презрения. – Мы знаем правду. Нам не нужна ложь, чтобы поддерживать нашу честь. Но правда сейчас не главное. Главное – это условие Аббатора. Его требование.
Если вы не подчинитесь ему, магия не будет восстановлена. Амика и Беллегер продолжат вести войну, используя винтовки и пушки, пока враг Книгохранилища не уничтожит нас всех.
Внезапно король Смегин потерял над собой контроль. Он гневно вспыхнул:
– И этот принц сказал всё это мне – мне! – даже не моргнув. Он не презирает меня. Не ликует. Не жаждет власти. Не боится. Он как будто уже был уверен в моём ответе и даже не сомневался в нём.
Теперь ты понимаешь, почему я называю его высокомерным щенком? Почему я говорю, что его отец – неудачник? Почему я смеюсь над Беллегером, его правителями и народом? Он смеет требовать тебя у меня. Он знает, что я не могу отказаться. Он знает, что ты не откажешься, если я прикажу тебе.
Отбушевав, король властно произнёс:
– Дай мне свой ответ, дочь. Выкажи свою готовность. Тогда я смогу выпроводить этого наглеца прочь. Пусть возвращается к отцу, гордый своим успехом. Мы оставим переговоры на моего канцлера и… кто там служит Аббатору. И этот беллегерец не будет мозолить тебе глаза до самой свадьбы.
Руки Эстии дёрнулись в руках отца. За мгновение до того, как слова были произнесены, принцесса поняла, что отец хочет чего-то от неё. Иначе зачем же устраивать такой цирк? Она бы поняла его – даже посочувствовала бы ему – без особых усилий с его стороны.
Но это? Предать себя воле беллегерца? Наследного принца того народа, который её учили презирать? Выйти за человека, чьё лицо словно высечено из камня? Чьи руки испещрены шрамами, а взгляд прожигает насквозь? Чей грубый, хриплый голос выдаёт, какой ценой куплено его самообладание? Она бы предпочла смерть – свою или его. Или даже смерть отца…
С дрожью в голосе принцесса спросила:
– Отец, меня убьют? В Кулаке Беллегера? Когда я буду беспомощна в руках моих врагов? Это так они собираются излечить самую старую рану?
– Что? – король вскинул голову и встретился с умоляющим взглядом дочери. Это было уже кое-что, даже если большего она от него сегодня не добьётся. – Нет. Конечно нет. Избавь меня от такой ерунды. Ты не ребёнок. Высокомерие этого принца невыносимо, конечно, но он верит тому, что говорит. Он считает, что Беллегер и Амика должны заключить мир. Он не сделает ничего, что помешает этому.
Отец наконец-то смотрел ей в глаза; но оказалось, что она не могла этого вынести. Она отвернулась, словно бы со стыда. Она была уже достаточно взрослой, чтобы выйти замуж, и даже достаточно взрослой, чтобы желать брака. Но она чувствовала себя маленькой девочкой, ей как будто угрожало незаслуженное наказание, смысл которого она не могла понять. Первым её желанием было умолять отца…
И в этом виноват принц — Бифальт, принц Беллегера. Не только сам звук его иссушенного голоса, но даже простое воспоминание о нём заставляло её сердце биться сильнее.
Избегая взгляда своего отца, принцесса смотрела на пламя свечи. В комнате не хватало воздуха, было трудно дышать, но пламя танцевало и колебалось, столь же неопределённо, как и её будущее.
– Тогда, может, ты убьёшь его? – спросила она. – Ради меня? Чтобы избавить от необходимости?..
В ответ король Смегин улыбнулся кривой неубедительной улыбкой:
– Как же я могу? Он будет твоим мужем. – И добавил уже более резко: – И без него нам не видать магии. Я должен вернуть свой дар.
Принцесса Эстия не издала глубокого вздоха и не придумала смелого ответа – это было бы равносильно лжи, нет, она просто задула свечу, чтобы отец не увидел слёз, текущих по её щекам.
Глава третья
Королева на заседании совета
Эстия, королева Амики, королева-консорт Беллегера, и без того уже опаздывала на заседание королевского совета, но всё-таки не решалась оторвать взгляда от зеркала.
То, что она видела в нём, не радовало.
В пятнадцать, когда в тронном зале короля Смегина она впервые встретилась с беллегерцем, она была красавицей. В двадцать пять – девять лет спустя после её брака и восемь после того, как её отец отрёкся в её пользу от амиканского престола – она была восхитительна. Но теперь ей было тридцать пять. Время и постоянная скрытая печаль прорезали тонкие линии вокруг глаз. Гнев и необходимость раз за разом делать трудный выбор оставили следы в уголках рта. Утрата роскоши, окружавшей её, когда она была принцессой, сделала кожу грубой. А глаза, казалось, сами, без всякой причины, потеряли свой блеск. Эстия разочаровалась в своём браке, ей, по всей видимости, не хватало любви и уж точно детей. Кроме того, она правила королевством – королевством, над которым нависла угроза войны, королевством, заключившим мучительный союз с Беллегером, королевством, будущее которого было туманно. И она жила с неотступным чувством страха.
В иные дни он истончался и не стоил даже упоминания. Но были минуты, когда королева знала наверняка, чего она опасается и почему. Иногда единственным её страхом – единственным, чего действительно стоило бояться – был страх оказаться недостойной престола, который она занимала.
Королева намеренно запаздывала на заседание совета, которое проводил король Бифальт.
Но причиной этому было не задетое самолюбие. Всё-таки мнение королевы о своей внешности никогда не скатывалось так низко, да и вопросы на повестке дня были важными. Она просто бесцельно смотрела на своё отражение, чтобы протянуть время.
Можно было заняться и чем-нибудь другим, например, перебрать в уме все неудобства, которые ей приходилось терпеть в своей аскетически строгой комнате на вершине одной из башен Кулака Беллегера. До замужества Эстия успела привыкнуть к роскошной жизни в Жажде Амики. В своём новом доме она нет-нет да вздыхала по богатству, оставленному ею в Малорессе.
И всё же королева не была настолько мелочной, чтобы жаловаться. В конце концов, покои короля Бифальта были ничуть не удобнее её собственных. Даже более того – ни одну комнату в Кулаке нельзя было назвать удобной. Каждая полученная её мужем монета шла на облегчение участи его народа, на размещение рабочих, укреплявших побережье, на еду для них, на обеспечение войска. Про себя королева восхищалась отсутствием у него интереса к любым дорогим безделушкам, да что там – к роскоши вообще. Более того, она ввела такой же порядок в Амике – к вящему неудовольствию чиновников и придворных, которые сохранили свой пост после отречения отца, правда, таких набралось бы немного.
