– У нас у всех навалом поводов для злости, Сэлли, – сказал Тейлор. У него пискнул телефон. – Кстати, о злости – вот, пожалуйста. – Он поднял телефон. – Вот это злит меня. Высокоорганизованное, профинансированное из-за рубежа гей-транс-лобби координирует антиполицейскую кампанию в Твиттере.
– Херня какая! – воскликнула Клегг. – Кто это говорит?
– Это информационный листок этой шоблы, “Англия на выход”.
– “Англия на выход”? – переспросила Клегг. – А они-то чего вдруг твитят про транс-заговор? Какое это имеет отношение к референдуму? Им разве не про занятость и социальное обслуживание полагается твитить?
– Может быть, – ответил Тейлор, набив рот сосисками и беконом. – Фиг знает.
– И кстати, – продолжила Клегг, – откуда у тебя в новостях посты “Англии на выход”?
– Фиг знает, – повторил Тейлор. – Я не просил. Они вроде как сами меня нашли. Попадаются и довольно интересные, между прочим.
Теперь уже пискнул телефон у Клегг. Очередной непрошеный новостной пост.
– Ух ты, – сказала она. – Балерина-трансгендер перекрыла движение автомобилей по Лондонскому мосту – станцевала из “Лебединого озера” в поддержку Сэмми. Жги, подруга!
– Вот у них друзей-то от этого прибавится, а? – сказал Тейлор. – Перекрывают движение они, бля.
Клегг обернулась к Мэтлоку, чистившему вареное яйцо. Мэтлок, вероятно, был последним человеком на всю Англию, кто до сих пор брал с собой на обед крутое яйцо. Клегг говорила ему, что яйца опять в моде и такое можно купить в “Прете”
[56], но по мнению Мэтлока сама мысль о покупке вареного вкрутую яйца – вместо того чтобы просто сварить его самому, – казалась совершенно чокнутой. Себе он варил, остужал и упаковывал вместе с бутерами и щепотью соли в бумажке. Как и его мама до него. Мэтлок обожал все, что по старинке. Как и у многих из постпанк-поколения, у него имелась странная ностальгия по послевоенной черно-белой Британии 1950-х, родиться в которой он опоздал на десять лет.
– Думаю, во всем этом движе с Сэмми мы еще прочувствуем, что работаем под довольно пристальным наблюдением, – заметила Клегг.
– Не называла б ты это движем, Сэлли, – сказал Мэтлок. – На движ люди ходят оттягиваться – типа как на “Клэш”.
– “Клэш”?
Они с Тейлором рассмеялись. Мэтлок понимал, что пора ему обновить свою базу культурных отсылок, но все как-то не удавалось. Ну, “Оазис”, допустим? Господи, да и они были почти тридцать лет назад. Тридцать лет со времен “Определенно может быть”
[57]. Боже, стареем, стареем. “Арктик Манкиз”
[58] ему вполне нравились, но никуда не денешься – это уже теперь тоже дедовская музыка.
– Движ – это концерт, – пояснил он, – а не расследование убийства.
– Вы глубоко заблуждаетесь, шеф, – отозвалась Клегг так, будто разговаривала со своим отцом, а не с четким парнем, каким Мэтлоку по-прежнему хотелось быть. – “Движ” перестал означать “концерт” буквально в прошлом веке. Движ – любое занятие, чье угодно. Операция на мозге – движ. Мойка машин на светофорах – движ.
Мэтлок об этом, разумеется, знал. Просто не любил. Знал он и о том, что нелюбовь к этому помещала его аккурат в компанию старых пердунов из его юности, столь жалко возражавших против смены смысла слова “гей”
[59]. Все это ужасно удручало.
– Так или иначе, – продолжила Клегг, – я к тому, что мы, похоже, угодили в центр очередной крупной бури негодования.
Мэтлок осознавал, до чего стремительно набирает дурную славу этот его текущий движ. За обедом он читал сайт новостей Би-би-си. Видел, сколько колумнистов, громких персонажей и политиков взялось – на волне того, что Мэтлоку виделось прямым проявлением оппортунистической показной добродетели, – цепляться за скорбь и гнев, которые выражала транс-общественность в связи с убийством Сэмми. Казалось, что многие из этих лидеров общественного мнения провели бо€льшую часть своей профессиональной жизни, либо в упор не замечая ЛГБТК-движения, либо деятельно ему мешая, однако чего-чего, а гибкости лидерам общественного мнения не занимать. При негласном, однако повсеместно признаваемом сдвиге центральной точки в политике самоопределения внезапно стало принято, что права транс-людей – штука совершенно определенно очень значимая.
Мэтлок, Тейлор и Клегг дружно пялились в телефоны.
– Мэр говорит про балерину, который своим танцем помешал транспорту, что он реализует демократическое право на протест, – злорадно сказал Тейлор. – Ну что, он тем самым упустил голоса автомобилистов. Пиздец ему на следующих выборах.
– Господи, на дух не выношу вот это – “голоса автомобилистов”, – сказала Клегг. – В смысле, да мы, блядь, все автомобилисты, не? Ты ж не превращаешься в убогого, отрицающего глобальное потепление упыря только потому, что тебе время от времени приходится водить машину. И – которая, Бэрри. Та балерина самоопределяется как женщина.
– Извини, Сэлли, но я сам решу, как мне обходиться с местоимениями, пока это разрешено законом, если ты не возражаешь.
Тейлор задумался, долго ли это и впрямь будет юридически разрешено. Буквально этим утром он получил информационную выдержку “Англии на выход”, где сообщалось, что ребятки из #ДавайтеДержатьсяВместе собрались законодательно ввести в Королевстве гендерно-нейтральные местоимения – в знак признательности за финансовую поддержку, оказанную им общеевропейской радикальной лоббистской ЛГБТК-сетью, спонсируемой еврейским дельцом Джорджем Соросом
[60]. “Англия на выход” – и это смотрелось совсем уж откровенным противоречием в понятиях – намекала к тому же, что #ДавайтеДержатьсяВместе намерены ввести еще и закон шариата, чтобы обеспечить себе голоса мусульман.
– Давайте включим телевизор, посмотрим, что про это говорят в новостях, – предложил Мэтлок.
– У-ух. Олдскульные СМИ, – проговорила Клегг. – Винтаж. Может, стоит послушать “транзистор”?
– Это обеденные новости, – насупился Мэтлок.
