Книга Кризис самоопределения, страница 68. Автор книги Бен Элтон

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Кризис самоопределения»

Cтраница 68

В сети послышались голоса, заявлявшие, что Джемайму с Джонатоном травят. Контрголоса заявили встречно, что отчуждение, которое Дж-Дж, как стали именовать совокупно Джемайму с Джонатоном, ощущают среди подавляющего большинства ЛГБТКИАПК+, – всего лишь то же самое, что люди ЛГБТКИАПК+ переживают в окружающем мире постоянно. В этих контрзаявлениях слышался смутный отзвук schadenfreude, что подлило масла в огонь возражений у клики, считавшей, что Дж-Дж травят. В отсутствие секса и флирта островитяне располагали богатыми возможностями для разговоров, и хотя политически островитяне ЛГБТКИАПК+ ни в какой мере не были однородны, они разделяли базово либеральные взгляды. День за днем Дж-Дж терпели поражение в любом споре, выглядели узколобым и, если честно, чуточку тупым меньшинством.

Практически ничто не могло сыграть лучше на руку “Англии на выход” и их параноидальной версии Королевства, где “нормальные” люди окажутся париями, и общественно, и культурно. Интернет вдруг затопило мемами и новостными постами, в которых людям сообщалось, что если они хотят знать, как будет смотреться Королевство завтра, им всего-то нужно сегодня посмотреть “Остров радуги”.

Островитяне этот намек, казалось, подкрепляли: в одном разгоряченном разговоре у костра всплыло, что единственные из всех на вилле, кто подумывает голосовать за английскую независимость, – это Дж-Дж. Джонатон собирался определенно, а Джемайма – “возможно”. Все остальные островитяне были за единое Королевство.

Томми Черп и Ксавье Аррон, проталкивая свою программу #БританияКраснаяБелаяИГордая, с трудом сдерживали ликование.

А Команда Ко погрязала в отчаянии. В попытке дать голос небольшим маргинализованным группам в обществе “Остров радуги” ухитрился подкрепить миф о том, что эти группы имеют непропорциональные привилегии и, более того, располагают властью.

52. В России без любви

Когда Джулиан проснулся наутро после их второй ночи в России, настроение у него было мерзкое, хотя он старался этого не показывать. Даже с тяжелого похмелья и, очевидно, в противоречивых чувствах насчет предыдущего вечера, как сейчас, он всегда пытался изображать насмешливое, полуотстраненное безразличие, будто ему похуй целиком и полностью. [127]

– Могла бы и подождать, дорогая, – сказал он, когда удалось сфокусировать мутный взгляд и осмотреться.

Малика уже какое-то время не спала и успела заказать завтрак. Сидела в невозможно толстом и пушистом белом халате, подбирала крошки от круассана и попивала минералку.

– Тут еще куча булок, на десятерых прислали, – сказала она. – Но, боюсь, то, что осталось от кофе, уже остыло. И к стопкам с малиновой водкой я не прикасалась, можешь выпить, если хочешь.

– Закажи еще кофе, а? – брюзгливо велел он. А затем, возможно осознав, что тон получился не насмешливый и полуотстраненно-безразличный, как ему нравилось, добавил: – В смысле, будь ангелом. – Он вылез из постели и отправился в ванную, прихватывая по дороге стопку с водкой.

– Ой-ёй-ёшки! Хорошо как. Куда лучше, чем “Кровавая Мэри”.

Джулиан был гол. Мужчины позволяют себе такое, подумала Малика. Не то чтобы она много с кем перебывала в постели, но успела все же заметить, что они словно бы всегда готовы шастать по спальне, помахивая своим добром. Она себя так вести не стала бы – и задумалась, много ли женщин повело бы себя так. Слишком уж привычно, что тебя оценивают.

Впрочем, Джулиан был в неплохой форме, лишь небольшое брюшко, и Малика забеспокоилась бы, не будь пуза совсем никакого. Любой мужик, у которого кубики при его-то полтиннике с лишним, – либо кинозвезда, либо конченый обсос с переизбытком свободного времени. Возможно, конечно, и то и другое разом.

Она слышала, как он мочится. Это еще одна подмеченная ею особенность. Мужчины не закрывают дверь. Иногда даже если гадят, что для Малики абсолютно за пределами допустимого. Она задумалась, что, возможно, это как-то связано у них с разметкой территории. Как стряхивать на пол.

Джулиан появился из туалета с полотенцем на поясе, а не в банном халате. Малика этому обрадовалась. В полотенце он выглядел довольно мило, а в халатах имелось что-то женское, на женщинах они сидят определенно выигрышнее, чем на мужчинах. Если придется трахаться, – а она подозревала, что, скорее всего, придется, – так будет убедительнее смотреться, что ей этого хочется.

Штука вот в чем: Малика знала, что накануне вечером они пересекли Рубикон. Она это понимала даже из того, как он теперь на нее смотрел. С налетом подозрительности. С налетом враждебности. Возможно, с налетом уязвимости – но лишь возможно. От уязвимости он все же старался держаться подальше.

– Заказала? – внезапно спросил он.

– Что, прости?

– Кофе? Ты заказала кофе? Мне нужен кофе. Прошлой ночью пил с русскими. Если вдруг не помнишь.

– Да. Помню.

К сути дела он перешел быстро. Они пили с русскими прошлой ночью, и он со своими спутниками, своим “начальством”, как он их назвал, обсудил очень много чего.

– Помню очень отчетливо, – продолжила Малика и добавила вполне осознанно: – Потому что была трезвая.

Она заказала кофе. Джулиан осушил еще одну стопку водки. Малика пожалела, что не выпила ее сама, – не потому что ей хотелось, а чтобы не досталась Джулиану. Пьяным его в этом разговоре она видеть не хотела.

– То есть ты теперь в курсе, – проговорил он.

Переспрашивать, что он имеет в виду, не было нужды.

– Да. Теперь я в курсе.

Оно в основном и так было ей понятно. Если работаешь в интернет-коммуникациях и твой начальник везет тебя в Россию на встречу с начальством, ты понимаешь, что работаешь не в обычной маркетинговой компании. Ужин накануне преобразил неуютные подозрения в вопиющую действительность. Не кампания косвенного влияния это: русские буквально правили бал.

– “Сэндвич-коммуникации” – инструмент российского шпионажа и скрытой пропаганды, – сказала Малика, – а ты, по сути, российский агент.

Джулиан сел напротив нее за маленький столик для завтраков. Отломил кусок сдобы с абрикосом и съел его. Затем облизал кончик пальца и принялся собирать им хлебные крошки и чешуйки с крахмальной льняной салфетки. Подобрав последнюю, он подался вперед и поднес палец к губам Малики – жирный кусочек булки налип на лоснившийся кончик. Жест вышел агрессивный – жест обладания и силы. Требование, чтобы она приняла его палец с прилипшей к слюне крошкой к себе в рот.

Она подчинилась, встречая его холодный взгляд таким же своим. Он сунул палец ей в рот, она его пососала, и ей удалось никак не выказать тошнотворного омерзения, какое она ощутила.

– Да и ты, моя милая. И ты, – наконец произнес он, извлекая палец, теперь уже мокрый от слюны Малики, а затем, прежде чем сунуть его себе в рот, добавил: – Ты тоже российский агент.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация