И забавно вышло вот что: премьер-министр и Треп Игрив, оказавшись лицом к лицу каждый за своей кафедрой на первых и последних своих теледебатах в кампании перед референдумом, стремились к одному и тому же результату.
Оба надеялись на трудную победу Команды Ко и уверенно ее предвкушали.
Для премьер-министра это представляло собой значительное сужение спектра ее личных устремлений. Назначая референдум, она ожидала недвусмысленных голосов уверенности в древнем Союзе, поскольку не имелось никаких серьезных экономических или социальных доводов в поддержку балканизации Британских островов с последующим злым и мелочным национализмом раздробленности. Премьер-министр надеялась, что этот сильный результат рано или поздно проткнет нарыв Трепа Игрива и его “умного” решения поставить на кон страну в надежде выиграть работенку получше для себя самого – или по меньшей мере ставку получше за его газетные колонки и более постоянное присутствие в сатирических новостных программах. Теперь-то премьер-министр понимала, что результат может оказаться куда менее гарантированным, чем ожидалось. Неспособность Команды Ко выдать “бренд” в “народ” – ужасная досада. Равно как и “удвоенные ставки” на грезу о “солнечных вершинах” у “Англии на выход” и циничная, но действенная стратегия называть любые факты и логические доводы “Проектом Безнадега”.
Но она по-прежнему думала, что выиграет. Верила в победу.
Все верили.
В том числе Треп Игрив. Он на нее рассчитывал. Какими бы ни были безмозглые фантазии XIX века, измышляемые вырожденцами-идиотами Гуппи Джабом, Плантагенетом Подмаз-Свином и им подобными, меньше всего Трепу хотелось выиграть и оказаться виновным в разрушении одной из самых преуспевающих стран на свете. Он никогда и не хотел победить – только пыль в глаза пустить. Он вообще всегда хотел лишь пускать пыль в глаза. И неожиданно близкий счет в игре, который все же принесет победу Команде Ко, – его личный результат мечты. Он ничего не “исцелит”, ничего не “решит”, но все же глубоко заденет премьер-министра и тем самым придвинет Трепа гораздо ближе к лидерству в партии и вероятности стать следующим премьер-министром по-прежнему довольно приличных размеров страны. Вот это результат, сын мой!
И вот они заняли свои места друг напротив друга в буквально самых важных политических теледебатах после предыдущих.
Первой заговорила премьер-министр – придерживаясь своей испытанной и проверенной всей ее карьерой стратегии употребления слов “решимость”, “стабильность” и “сила”.
А потом, когда все подумали, что с этим покончено, она повторила их еще раз.
И еще раз.
И лишь затем села.
Тут пришло время Трепа Игрива, уверенного в том, что настал его час, его лучший и последний шанс обеспечить “Англии на выход” убедительный результат. Последний рывок к тому, чтобы безнадежно запутать и разобщить нацию. В корзину мяч сам не полетит. Это Игрив понимал. Опросы по-прежнему показывали приличный разрыв с Командой Ко – не громадный, но все еще убедительный. Игриву представлялся последний шанс сократить этот разрыв.
Произноси он эту речь на старте кампании, он бы гнал “в струе”. Отмахнулся бы от сказанного премьер-министром как от “все того же старого «Проекта Безнадега»”, а затем изложил свое видение вершин, которые, он был с гордостью уверен, солнечны.
Но это уже не старт кампании. Земля у народа под ногами сдвинулась. Так или иначе – Игриву плевать было, как именно, – тектонические трещины в общенациональной повестке начали расползаться жуть как яростно разобщающе даже для годины негодования. Коварный пронырливый ум Трепа Игрива в ежедневных заголовках усмотрел для себя возможность. Игрив решил, что пришло время настоящей речи.
– Этот референдум, – начал он, – ставит вопрос о самоопределении. Мы много слышим об этом последнее время, не так ли? Премьер-министр и ее соратники на скамейках оппозиции рассуждают об этом непрестанно, поучают нас о правах таких и сяких групп. Но я бы хотел выступить в защиту одного самоопределения, на которое не обращают внимания в их генеральном плане, похоже. В их “Радужной Британии”, как они ее называют. И это самоопределение – англичане. Премьер-министр вообще допускает, что такая штука существует? Английскость – это вообще “тема”? Важная сама по себе? Я считаю, да. Что Англия – гордая нация. Самая гордая, думаю, на всем белом свете. Считает ли так же премьер-министр? Или она полагает, будто Англия – всего лишь коллективно взимаемые налоги и валютная зона, в которой множество разных самоопределяющихся групп блюдут свои интересы? Самоопределений, опирающихся не на общую национальность, а на пол, гендер, расу, религию и все прочее из того, чем кто-то “гордится”, по их словам, но среди них никто не гордится быть англичанами! Так вот, я горжусь тем, что я – англичанин. Да! Как вам это, э? Я представляю собой белого гетеросексуального мужика, но горжусь тем, что я англичанин! И будь я не белым гетеросексуальным мужиком, родись я геем, или черным, или в теле мужчины, но с душой женщины, или даже более крупным, чем есть и так, или веганом, или всем этим сразу, тогда этим я бы и был – и был бы счастлив. Но гордился бы тем, что я англичанин. Это самоопределение можно разделить не только с людьми, которые выглядят как я, или занимаются сексом как я, или покупают те же продукты, произведенные без жестокости, что и я, или носят одежду того же размера, – а со всеми! Со всеми возможными “самоопределениями” этого великого монаршего Альбиона, нашего всеобщего дома! Премьер-министр и ее Команда Ко любят стравливать разные самоопределяющиеся группы, сочиняют законы о том, кому ты обязан сдавать свою двуспальную кровать или с кем тебе делить уборную. И о том, какие анекдоты можно, а какие нельзя рассказывать – из опасения, что тебя арестуют за разжигание ненависти. И что ты обязан уступить свою работу и свою культуру всем и каждому, кто изъявит на них желание, а если ты против – ты расист. “Англия на выход” не признает никакие эти группы как особенные. “Англия на выход” утверждает, что у нас у всех одно самоопределение: мы все – англичане.
Аплодисменты. Сердечные. Искренние. Камеры – на премьер-министра. Лицо у нее по-прежнему несло на себе выражение скептического уважения, которое она обустроила в начале речи Трепа, но теперь в глазах у нее замаячил страх. Впервые за все время за свою пошлую, оппортунистскую, беспринципную карьеру Треп Игрив произнес полупристойную речь. Из пустого в порожнее, конечно. Под поверхностью – бессмысленный вздор. Но кто в наши дни заглядывает под поверхность? На поверхности это все звучало вроде как резонно. Более того – это звучало чертовски резонно. Треп Игрив выпустил наружу своего внутреннего, блядь, политика.
Седлал цайтгайст.
Имел цайтгайст как хотел.
Треп купался в аплодисментах. Но, что поразительно, ему удалось укротить свои природные инстинкты и не просрать завоеванное. Он не пижонил, не хорохорился и не цитировал латынь. Он знал, что где-то в его гнусной, самовлюбленной, раздутой, спитой душе водится крошечная потуга на Черчилля и ее нельзя профукать.
